– Спасибо. Непременно воспользуюсь вашим предложением, – отвечаю я, только чтобы ее не обидеть.
Я прохожу по холлу, срезаю путь через столовую, спускаюсь вниз по бетонным ступенькам и оказываюсь в коридоре, ведущем в спортивный зал. Напротив меня вход в мужскую раздевалку, где я предполагаю застать троих преподавателей физкультуры, которые попивают кофе и фрагментарно разбирают результаты прошлых игр Национальной лиги.
И точно: вот они – Брайсон, Смит и гигант Роулинз, энергично обсуждают любимые моменты. Роулинз откидывается на спинку старого деревянного стула, словно это мягкое кресло. Когда он видит меня, улыбка пропадает с его лица. Он тут же спускает ноги со стола, и его бутсы с грохотом ударяются об пол.
Двое других тоже прекращают разговор и оборачиваются в мою сторону.
– Привет, – холодно приветствует меня Роулинз, – добро пожаловать домой.
– Привет, тренер, – говорю я.
– Рад тебя видеть.
– Спасибо. Есть минутка?
– Для тебя, – отвечает тренер, вставая с места, – хоть две.
У тренера Роулинза есть отдельный кабинет сразу за углом, получивший меткое прозвище «поле брани», – им пользуется он и его подчиненные.
Дверь за нами закрывается, и тренер спрашивает:
– Что случилось? – Он садится на деревянный стул. – Ты подумал и решил вернуться в футбол? На этой неделе важный матч. Твоя помощь очень бы нам пригодилась.
Я изображаю улыбку:
– Я знал, что вы будете звать меня обратно. Но нет, я не передумал. Я правда считаю, что в моей футбольной карьере пора поставить точку.
С виду Роулинз не очень-то доволен тем, что я не передумал, но слова старается говорить правильные:
– Что бы ты ни решил, пусть будет так.
Вокруг стола в кабинете стоят несколько стульев – по вечерам здесь собираются помощники Роулинза и выстраивают стратегию для следующих матчей. Я придвигаю к себе ближайший стул и сажусь.
– В пятницу, после похорон, вы кое-что рассказали о папе и его уходе из команды в выпускном классе.
– Да, прости. Не надо было трепаться.
– Нет. Все в порядке. На самом деле хорошо, что вы проговорились. Только вы не закончили. Там было что-то про «он не умел вовремя…». Вовремя что?
Никогда еще не видел Роулинза с таким каменным лицом. Добрых пять секунд на лице тренера не шевелится ни единый мускул. Потом он задумчиво чешет щеку:
– Знаешь, а я уж и не помню… Просто ляпнул первое, что в голову пришло…
– Зачем вы врете? – Кровь бросилась мне в голову.
– Прошу прощения?..
Роулинз всегда требует от спортсменов строжайшей субординации, особенно от капитанов команд. В футболе это вполне естественно: первокурсники слушают старшеклассников, младшие ориентируются на старшаков, старшаки – на капитанов команд, а капитаны команд ловят каждое слово тренера. Поэтому мой тон застает его врасплох. Но я больше не в команде, так что продолжаю его прессовать:
