Никакой разницы.
Приручение этого пса было иллюзией. Он оставался таким же диким зверем, как волк или койот. Он мог сделать что угодно — и делал. Так зачем было считать его собакой? Зачем, если он мог приходить к гостинице каждую ночь — а он приходил — и таскать что ни попади; если он мог убивать — а он убивал — мелких зверьков, снующих вокруг; если он мог сопротивляться, а загнанный в угол сарая, напасть — что он и сделал — на человека?
А теперь он лежал на заднем дворе, у кухонной двери, мертвый, с простреленным черепом, и не было в нем ничего домашнего.
Он был диким. Таким жил и таким умер, а прочее — иллюзия. Когда ему казалось удобным или у него не было выбора, пес жил в доме, питался объедками и повиновался хозяевам, которые называли покорность любовью. Когда же он отвернулся от них и сбежал, в его распоряжении оказался весь мир, но за это пришлось платить: принять тот факт, что отныне на него охотятся.
— Неужели во мне нравственности не больше, чем в этой собаке? — спросил он.
— Видишь ли, он просто променял А на Б, — ответил Моррис.
— И все?
Моррис вслед за Франком вышел в палисадник. Женщины остались на веранде.
«О чем они говорят? — подумал Франк. — И почему Моррис так сказал о собаке? Скорее всего, чтобы утвердить свое превосходство».
Теперь пес был мертв, и по Моррису выходит, будто зверь должен был знать заранее, что обречен, что, отказавшись от любви, выбирает смерть. Неужели это правда? Либо покориться, либо умереть, и третьего не дано?
— Он бы в любом случае умер, — сказал Франк.
— Не понимаю, — ответил Моррис.
— Ну… Не такая уж глубокая мысль.
Они смотрели, как собаку подцепили лопатой. Минутой раньше из кухни, вытирая руки о грязный фартук, вышел высокий мускулистый негр. Уже уходя, Франк увидел, как служитель гостиницы указал на собаку, и негр кивнул. Потом ему принесли большую лопату для угля, и он подсунул ее под пса. Когда Франк обернулся в последний раз, он увидел, как человек с лопатой направился к опушке леса.
«Нет. Не тот инструмент, если он собирается его закопать», — подумал он.
Моррис заговорил:
— Д-а-а… Абрахам расширяет дело.
— Неужели?
Моррис кивнул.
— Бостон. Провиденс. Филадельфия.
— Надеюсь, дела у него пойдут хорошо.
— Естественно, ведь если его дела пойдут хорошо, то и наши не хуже.
— Это взаимосвязано?
— Думаю, да. До тех пор, пока мы не решим пойти против него.
— А что говорит Джек?
— С ним я это пока не обсуждал. Но собираюсь. В следующий раз, когда… — Моррис остановился, чтобы прикурить. Наклонился, по привычке прикрывая сигару от несуществующего ветра. — Не замечал? — спросил он между двумя затяжками. — Если прикрыть спичку вот так, слишком близко к коробку, ты здорово рискуешь, что все вспыхнет тебе в лицо. — Он вздохнул. — Весь коробок. Сколько раз это замечал, а за столько лет не научился держать спичку по-другому.
