— Это был не первый раз и не последний, — возразил я. — Так или иначе, мы все равно пересекаемся с другими сотрудниками. А вас тогда никто и не спрашивал.
Эсквайр молчит. Аккуратно заполняет свою вилку так, чтобы пища не свешивалась, и отправляет ее в рот. О другом вспомнил — и тоже о неприятном.
— Дело Мохова сейчас во внутренней контрразведке. Еще давать мне не хотели — где они раньше были! На самый верх пришлось обращаться — мне же людей выводить надо.
Бородавочник обычно не делится такими вещами. Значит, у него действительно стресс. Одно слово он сказал очень плохое: «выводить». На нашем жаргоне оно означает «спасать агента, который уже засыпался или вот-вот погорит». Теперь и у меня стресс усилился. Получается, положение на самом деле серьезное.
— По личному делу у него все очень гладко, — продолжал мой куратор. — Отличный оперативник, вербовки, новые звания, награды, благодарности. Орден Мужества за ту операцию 99-го года получил, как и вы с Кудиновым. Ничего настораживающего, как и у всех у нас. А подняли все сигналы — на тебе! У этого Мохова, оказывается, дочь училась в Англии. Четыре года, в каком-то колледже. Я понимаю, он в Лондоне жил с семьей, когда числился в «Аэрофлоте». Девочка его ходила в английскую школу, язык знает как родной. Но потом же она выросла. Ее отец работает в разведке на Англию, а она там живет! Не имея к нашей службе никакого отношения. Это как тебе? Да ты пей, пей! И я с тобой.
Мы подняли бокалы. Только у Эсквайра, когда он собирался пить за мое здоровье, взгляд был невеселый. У меня, наверное, тоже.
Я вспомнил ее, моховскую девочку. Она в машине сидела, когда мы с ним однажды встречались в Лондоне в 99-м. Темненькая, слушала музыку в маленьких наушниках. Потом один из них вставила отцу в ухо, чтобы он тоже послушал, и поцеловала его в щеку. Почему-то осталось это у меня в памяти.
А вот что она в Лондоне потом училась, это действительно был потенциальный риск. В советское время такого быть не могло. Мохова в Англии вполне могли выявить — ну, что он разведчик под прикрытием. К нему самому МИ-5 сунуться непросто, а дочь — вот она, под рукой. Подставили умело, спровоцировали, да хоть с травкой ее поймали — и она у них в кармане. И соответственно, ее папаша.
— А дочь где сейчас?
— Дома, в Москве. Против нее ничего нет — у нее взяли показания и отпустили. И жена его здесь. — Тут Бородавочник снова проявил свою энциклопедическую образованность: — Оне — женский род, множественное число — обе в шоке! Он же, подлец, смылся, никому не сказав. Мейл жене послал из Лондона: «Лида, прости, так получилось. Когда смогу, позвоню».
