На кромке покрытого льдом сердца: Махидевран Султан
Кем была и есть когда-то княжна? Аристократкой, утончённой, словно искусно сделанная скульптура Богини, и в красивых одеждах, пошитых лучшими швеями, со штатом прислуги за спиной и высоким положением. Это не отобрать — она пропитана роскошью и привычна к богатой жизни настолько, что, отлучи её сейчас от гаремной жизни — ей было бы трудно, очень и очень, страшно в некой мере, но, в собственной манере, она вернулась бы на свой путь к блистательной вершине. А жизнь в гареме учила своему — насмешка застыла в глазах неотличимыми разводами в живом блеске, слабая улыбка тронула губы, и с громким «Хасеки Махидевран Султан» она вошла в гаремные комнаты — девицы встрепенулись, с мест подорвались насиженных, и склонили в почтении головы, не смея подвести взгляд — все, как одна, одеты и причёсаны, перед ней как можно приличнее ведут себя — лишь Хюррем, рыжеволосая, пылкая, не таила истины, и за это Султанша чувствовала к ней некую симпатию. Привычно красивое платье выделяло её из толпы наложниц своим ярким алым цветом, в котором утопали завитые огненные волосы, прикрытые лишь только со спины прозрачным алым платком — быстро стала та фавориткой, смиряла других убийственным взглядом, и всё злостно отмахивалась от существования в жизни Повелителя Гюльбахар. Они никогда небыли, и не станут когда-то княжне ровней — лишь только образ юной фаворитки вызывает довольную усмешку у Госпожи, ведь она ещё помнит, что когда-то с такой же, но только немой, ненавистью смотрела на Фюлане и Гюльфем, что краткое-долгое время были выше неё.
Валиде Султан уверенно, в ответ на её беспокойство, сказала, что ни у какой Хюррем и шанса быть не может остаться при Султане дольше — пусть она и щебет соловьём о многом, но даже такие начинают наскучивать — вот и подарит Сулейман её Визирю какому. Гюльбахар не стоит думать о волнениях, что противными липкими лапами сдавливали горло.
В какой-то мере Гюльбахар завидовала свободной Хатидже — та улыбалась так свободно, не боясь показать лишнюю эмоцию или заработать морщинку у тёмных, блестящих жизнью, глаз; выбиралась на прогулки в сад, окружённая рабынями, но свободно отпускающая их к садовнику, нарвать для Айше Хафсы роз; шутила с Валиде и говорила о любви, не меняя мечтательного выражения на своём лице. Она была и есть свободна — империя не терпит подчинения женщин династии, с её завоевательской кровью, с её высоким положением. И Махидевран тоже хотелось вот так, однажды, выйти в сад, дабы сорвать цветов, улыбнуться миру и заговорит о любви. Но, будучи Султаншей, она оказалась многого лишена — жила по жестоким внутренним распорядкам, вела себя в соответствии определённых норм, была такой, какой видеть её хотела Валиде Султан.
