Сначала россказни его не вызывали особого доверия, но все равно распространялись с быстротой степного пожара. А дядя Янош, переходя вперевалочку от одной группы к другой, подливал масла в огонь своими чванливыми замечаниями:
— Не бывать ему депутатом, раз я сказал. Я не я буду, ежели допущу.
И ударял себя в грудь заносчиво. Конечно, среди гордых секеев сейчас же нашлись такие, кого уязвило это хвастовство.
— Не допустишь? А мы вот возьмем и выберем.
— Ну, это еще посмотрим! — вспылил старик, надувшись, как индюк.
— Ох, ты! Барин какой! — возмутились и другие. — Да у тебя в этом округе ни одного голоса нет. По какому это праву ты здесь распоряжаешься?
Король Янош побагровел до корней волос.
— По такому, что я лучше знаю, кого вам выбирать!
— Ого!
— Дома у себя приказывайте, господин Кирай! — Миклош Олт из Видрафалу, этот Нестор многочисленного семейства, целых сто голосов подававший за него на выборах, поднес волосатый кулачище к самому носу Яноша Кирая.
— Полегче на поворотах, господин Кирай! Слово даю, не бычий пузырь, что нарочно теперь голосовать буду за этого… как его?
— Катанги.
— Да-да, Катанги.
Спорщики так расходились, что пришлось их утихомиривать.
— Тише! Что вы сцепились! Неприлично же. Игроки в той комнате услышат!
Стали и самого короля уговаривать. Не годится, мол, так. Уж коли гостя не уважаешь, так хозяина уважь. Хорошо разве, если он услышит, как его гостя поносят?
Но Янош Кирай оставался непреклонен. Бил себя в грудь, вопя, что никто его не заставит замолчать.
— Я человек прямой. Что на уме, то и на языке.
Так без устали воевал, агитировал он против Катанги, пока оставался хоть один слушатель, и до того разжег страсти, что к утру все на одном сошлись, все повторяли:
— Выбираем этого, из Пешта, и конец.
А некоторые добавляли с ожесточением:
— Да лучше я обеих своих лошадей продам и голоса на эти деньги куплю, но — видит бог! — докажу этому «королю»: депутатом тот будет, кого мы хотим!
И когда хозяин часов около девяти со стереотипным возгласом: «Столы, господа!» — вошел к играющим, король Янош прошмыгнул за ним, уронил у Катанги за спиной монетку и, нагибаясь за ней, сообщил ему на ухо последнюю военную сводку:
— Изберут единогласно, дружок!
