— Нарочно скрылась? — спросил он ревниво.
— Какое тебе дело? Ты что, мне муж? — вскинулась Гюли. — По-твоему, нам надо было остаться на потеху всей улицы, а то и города.
— Тоже мне, саманный город! — презрительно бросил Мир-Джавад.
— Слушай, что ты ко мне привязался? — рассвирепела обиженная за родной городок Гюли. — Приехал, растоптал все законы гостеприимства, адат и коран в придачу, сделал свое грязное, черное дело и еще издеваешься. Ты, негодяй, еще и мать мою опозорил…
— Не говори глупости, женщина, нужна мне была твоя вдова, когда ты рядом.
— Ара, значит, ты хочешь сказать, она на стороне нагуляла ребенка?
— Это — шофер, э! Я ему скажу, он женится на твоей матери… Теперь ты довольна?
— Я буду довольна, если ты последуешь его примеру и женишься на мне, я тоже жду ребенка…
Мир-Джавад обрадовался.
— Молодец, ты делаешь меня мужчиной… Но жениться не могу. Не спрашивай: зачем, почему? Не могу и все!..
…Трудно объяснить то, что и самому не понять. На днях Атабек вызвал к себе с отчетом о конфискации. Остался доволен своей долей, суммой, отправленной в столицу, во дворец эмира, развеселился, как ребенок, а когда Мир-Джавад собрался уходить, вернул его от двери.
— Мальчик, почему ты не женишься? Женилка не выросла?
Мир-Джавад смущенно замялся.
— Шучу, шучу, — рассмеялся Атабек. — Пока не женись. Я тебе невесту подыскал: красивая, умная… Правда, я ее не могу уговорить, но ты надейся и жди. Я сказал, я помогу!
— Спасибо, учитель! — только и нашелся сказать Мир-Джавад.
Недоумевая, ушел и целый день не мог от волнения работать, — развлекался: достал из коробочки искусственных, сделанных из резины, мух, настоящих где зимой возьмешь, прилеплял их в разных местах, ходил, тренировался, сшибая ниткой резинки, затем привязал несколько «мух» к вентилятору, включил его, поток воздуха кружил «мух», и Мир-Джавад стрелял их «с лета».
Но машина конфискации и разорения работала, раз запущенная, уже самостоятельно.
…Мир-Джавад попытался поцеловать Гюли, но она резко и недовольно отстранилась.
— Трудно тебе объяснить, я и сам не понимаю.
— Что понимать? У ребенка должен быть отец, и ты им будешь, или я пойду к твоему начальнику, учти, я еще несовершеннолетняя, и все ему выложу.
Мир-Джавад засмеялся, просто хохотал.
— Ты прелесть! — стонал он между приступами хохота. — Повторяешь слова матери, как попугай, а ты — газель, лань, серна, ты должна быть сама собою: пугливой, грациозной, нежной, смотри, какие слова выучил, взял себе одного заключенного, передает мне каждый день свои знания, умный очень, философ большой, профессор… А ты базаришь, как торговка с центрального рынка. Стыдись!
