Парук ничего не ответил, только покивал в ответ. Судорожно сжав поводья, он вел лошадь сквозь толпившуюся нежить. Может быть, к тому времени она действительно успела свыкнуться с их трупным смрадом. Лошади ведь умнее собак. А может быть, ее до глубины ее лошадиной души поразило количество мертвецов вокруг них. Она даже не пыталась кусаться. Ей было не до этого.
Парук боялся, как бы лошадь не умерла от разрыва сердца прямо там, в толпе. Особенно, когда Отрекшиеся стали оборачиваться, показывать на нее пальцем. Особо смелые даже пытались коснуться ее морды. Лошадь шарахалась в сторону от протянутых костлявых конечностей. Но сильного ажиотажа живая лошадь не вызвала. Жители окрестностей Подгорода видали и не такое. Парук помнил разговоры о слонах, покрытых шерстью, которых привезли после окончания войны в Нордсколе особенно отчаянные вояки.
Но затем Парук увидел флаг Оргриммара на вершине башни дирижаблей. И дивизию орков-солдат, ожидающих погрузку внизу башни.
Нежить из толпы приняла его за одного из солдат. Его. Грязного оборванца! Конечно, обмануть командование было бы не столь просто. Но он мог попробовать. Он мог соврать, придумать, в конце концов, ведь был он верхом на живой лошади. Он мог взять ее только в Гилнеасе. Он мог наплести им о плене, о побеге, о чем угодно, лишь бы его взяли на борт дирижабля. Лишь бы он вернулся в Оргриммар.
От исполнения всех мечтаний его отделяла лишь равнина, полная нежити. Не так-то много, учитывая, сколько ему пришлось преодолеть до этого. И сколько осталось позади.
Руки дрожали. Парук крепче перехватил поводья, словно надеясь, что лошадь удержит его от опрометчивого решения. Но опасные мысли уже бередили ум.
Что ему до судьбы Гилнеаса? Кого волнует данное Годфри обещание? Главное ведь было сбежать из темницы — в тот миг Парук мог дать любое обещание, лишь бы оказаться на свободе. И ведь есть еще Уизли. Гном раньше него доберется до Гилнеаса. Годфри просил предупредить Седогрива или Кроули, вот Уизли с этим и справится. Видят предки, Парук никогда не рвался в спасители Гилнеаса.
Он рвался в Оргриммар. Сражаться за новые стены, проливать кровь ради орков, а не ради людей, которые обрекли его гнить в тюрьме. А он бы гнил, не начнись война с Сильваной.
Никогда прежде лошадь реагировала на каждое движение рук и поворот его тела так податливо. Она сошла с мощеной дороги в толпу. Ведь он наклонился, поддался всем телом в сторону башни дирижаблей. Он жадно глядел на лица орков, на их выдающиеся клыки.
