Тело рухнуло с разгоном во взбитую ногами грязь. Презрительно пнул его, плюнул в макушку.
- Ты убил его, - выдохнул кто-то из столпившихся штрафников.
- Такое дерьмо, как этот - живучие. Ничего с ним не станется.
Развернулся, чтобы идти на место, где лежали мои пожитки - наткнулся на взгляды. Ротный, его бульдоги, политрук. Стоят, смотрят на меня. В оазисе стоят - штрафники расступились. В руке ротного - ППС. Ствол смотрит на мои сапоги, убитые дорогами войны.
- Руки!
Я поднял. Связали. Для улучшения работы желез внутренней секреции провели сеанс массажа внутренних органов. Ногами. В лицо не били. Навыки несуществующего ещё ОМОНа. Связали, повели.
Привели в блиндаж ротного. Пробитое перекрытие блиндажа снова накрыли, вычистили хлам, поставили буржуйку, что ещё не успела прокалиться, дымила. Да ещё и политрук оказался паровозом - курил одну за одной прямо тут, прикуривая от заплющенной гильзы, бычкуя в банку из-под американской тушёнки.
- Что это ты устроил? - проскрипел ротный.
Я молчал. Как ему ответить? Может, так?
- Самосуд, - вздохнул я.
- Вот даже как? И за что ты "осудил" осужденного? - удивился политрук, прищурившись от едкого дыма "козьей ноги", что норовила попасть в глаз.
- Изготовление и сбыт наркотических средств.
Ротный и политрук переглянулись.
- А то вы не знали? - спросил я.
- И что? Штрафники на смерть ходят каждый день. Им надо. Чтоб с рельсов не соскакивали.
- А чё ты перед ним оправдываешься? - удивился политрук, - пусть твои махновцы его обработают, а я - в трибунал оформлю.
- Так ты, Вася, ни хрена в людях и не разобрался, - покачал головой ротный. Политрук Вася - обиделся, губы надул, зло трамбовал половину скрутки в банку.
- Таких - что бей, что в жопу целуй - им - прохладно. Так, боец?
Я пожал плечами. Это ты - психолог, я так - проездом тут.
- Ты же в плену был.
- Был, - киваю.
- Сбежал?
- Сбежал, - снова киваю, как тот Герасим, что на всё согласен.
- Били?
- Били, - соглашаюсь.
- За что?
- За дерзость, - усмехаюсь.
- А именно...?
- Там же наши, русские им служат. Немцы - белоручки, не мараются. Вот я у них и спрашивал - что ОНИ будут делать, когда НАШИ вернуться?
Ротный улыбнулся. Лучше бы он этого не делал. Не улыбка, а оскал боли от ноющего зуба.
- Один раз? - спросил он.
- У каждого, - ответил я.
- Ишак, - пожал плечами ротный, - Понял, политрук? Его каждый раз били, а он - всё одно - наглеет.
