Только этот не ряженный. Он был в доспехе. Настоящем. Кольчуга, панцирь, красный щит у ног, футляр, из которого торчал самый настоящий лук. И другой футляр, тула, со стрелами. Два меча, булава, два копья - длинное и короткое. Пояс ушитый золотом. Золотые украшения. Всё это потёртое, бэушное, битое, чиненое.
А прямо над его головой развевался на слабеньком ветерке прапор. С очень необычным изображением - герб Российский, но орел - трёхголовый. Т.е. в середине, там, под третьей короной - третья, самая крупная голова. Видимо - главная.
- Гой еси ты, добрый молодец, или тьма в душе твоей? - спросил он меня. Блин, сказка мне что ли сниться? А что там в сказках Иванушки-дурачки отвечают?
- Ты, сначала, накорми, напои, спать уложи, а потом и спрашивай, - ответил я. Это довольно дерзко. А ну, как он меня сейчас меня в капусту порубает этими мечами? Но, я же в сказке?
Он довольно заржал, широко открыв рот, полный белых зубов, откинувшись, схватившись за живот. Отсмеявшись, он пристально всмотрелся в меня.
- Да ты же - беспутный! - вынес вердикт он.
- Да ты что?! - всплеснул я руками, - Вот напасть-то! Так и заблудиться недолго!
- Ток, думаю, неспроста ты тут оказался. Урок у тебя?
- Да, нет - школу я давно закончил.
Он нахмурился:
- Ты и урока своего не знаешь, - вздохнул он, - счастливый безумец. А я вот - свой урок усваиваю. И признаю его - невыносимо тяжким.
- И в чём урок твой? - спросил я его. Рубить он меня, похоже, не собирается. И это уже хорошо.
- Обернись, - велел он мне.
Я обернулся. И увидел (почему только сейчас?) дымы от горизонта до горизонта.
- Вот и урок мой идёт. Изменник ведёт орду пёсеголовых. А это горят города и посады людские. И некому их остановить. Не до них людям. Пока пёсеголовые к тыну не подойдут - не почешутся. Так и гибнут в их потоке, как сухостой под паводком.
- Как обычно. А кто это - пёсеголовые?
- Увидишь. Они уже близко.
Он горестно склонил голову. Стал вещать мне ли или себе - непонятно:
- Прав брат - поросли души людей жиром, подобно сухим мозолям. Перестали свет от тьмы отличать. Правду от кривды. И сердца их поросли мхом. Любить не способны стали. И чресла их не дают потомства. И тела их заросшие жиром. Как пороси, на ноги сели. Отвернулся Бог от нас, неблагодарных. Не достучался я до их разумов коростой закрытых. Злом обросли.
Хм-м, а ведь прав витязь, так и есть.
- А много их, пёсеголовых? - спросил я.
