— То же, что и со всеми в нашей стране, — не сразу отозвался он. — Не лезь в политику, это… грязное дело.
И он вдруг исчез в кустах. Я оглянулся — нет, за нами никто не шел. Странно.
— Какая уж тут политика… — хмыкнул я. Мне, конечно, не нравилось, что творил в стране теперешний диктатор Батиста, но мало ли кому чего не нравится… Вон, в Америке до сих пор негров вешают, — и что, увольняется кто-то из армии в знак протеста? Не слыхал такого…
Я был уже совсем рядом с парком, откуда доносилась песня:
Я прошу, целуй меня жарко,
Так жарко, как если бы ночь нам осталась одна.
Я прошу, целуй меня сладко,
Тебя отыскав вновь боюсь потерять навсегда.
Уже совсем стемнело, а свет фонарей не рассеивал ночной мглы. Впрочем, усыпанная гравием дорожка была видна и так, и я двинулся по ней в обход кустов, за которыми раздавалась песня и звучал девичий смех.
Хочу к тебе ближе быть,
Видеть в глазах твоих
Преданность только лишь мне.
Я завтра исчезну,
Но эти мгновения
Заросли неожиданно расступились, и я увидел юношей и девушек, стоявших вокруг небольшого костерка. Света его едва хватало, чтобы осветить лица ребят, и я подошел еще ближе. И вдруг стал узнавать их одного за другим — мои друзья и подруги, мои школьные товарищи, мои девчонки! Как же так вышло, что все они собрались тут, в этот чудный летний вечер?
— Мишель!!! — завопил кто-то, кидаясь мне на шею. — Вернулся, чертяка!!!
Радости моей не было предела. Я обнимал девушек, здоровался с ребятами, что-то спрашивал и невпопад отвечал. А песня все звучала под сенью густых деревьев. Наконец, я увидел того, кто пел ее.
— Хосе! — обрадованно воскликнул я.
— Он самый, — парень с гитарой поднял голову и взглянул мне в глаза. В его взгляде плясали озорные искорки. — Привет, Мишель!
Он снова тронул струны и запел.
Он был лучшим музыкантом в наших краях. Когда он брал в руки гитару, то заслушивались люди и удивленно затихал ветер.
Трещали сухие ветки в костре, плясали вокруг расплывчатые тени, шумел в листве бриз, — а Хосе продолжал играть. А я смотрел на него, — загорелого парня в соломенной шляпе и простой крестьянской одежде, — и как будто пытался что-то вспомнить. Что-то очень важное, связанное с ним, с простым кубинским пареньком… С ним мы вместе росли, вместе охмуряли девчонок и лазили по старинным крепостям…
— Ты же умер, Хосе! — вдруг осенило меня. — Тебя убили на моих глазах! В казармах Санта-Клары! Помнишь?
Пресвятая Дева, что я несу…
