И закричал. Наверное, так же, как тогда в кабинете.
Рядом, прижимаясь к нему, завыла Лиза.
Он не помнил, как напился, но обнаружил себя вдруг в костюме Деда Мороза – интересно, как он сумел отыскать его в набитом сверх меры чулане, – марширующим под звуки пальбы, доносящейся со всех сторон поселка.
Он тоже долбил в небо петардами из огромных коробок – хранил с прошлогодних праздников. Гости обожали эти его фейерверки. А потом снова провалился в неизвестность.
Проснулся на полу около камина от стука в окно.
В окне торчало круглое лицо Саши – он частенько пользовался потайным лазом на участок.
Саша был не пьян, хотя представить это до сих пор было невозможно, потому что пьян он был всегда, но сейчас этот забулдыга выглядел как человек абсолютно трезвый.
И у него защемило сердце. Он понял, что-то случилось.
Около двери, уткнув голову в порог, подвернув лапы, наподобие маленького щенка, лежала Лиза. То, что она была неживой, он понял сразу, но позвал ее раз, потом другой, потом начал уговаривать, потом сел рядом и заплакал, не всхлипывая, не давясь от рыданий – не те это были слезы. Он вдруг понял, что ушла единственная душа, которая беззаветно любила его, Игоря Ильича Серебрякова. И ему стало страшно.
Потом они с Сашей копали могилу на участке, насыпали холмик, поставили Лизину чашку для еды, налили туда молока – она любила лакать его в последние годы, – положили сверху ее игрушечную косточку, постояли, перешли на веранду и дернули холодной водки. Саша сбегал за бутылкой к себе, у него самого кроме розового французского брюта ничего стоящего не оказалось.
Потом позвонили в ворота.
Саша посмотрел на него и снова налил.
Позвонили еще раз, и еще, и еще.
Потом звонки прекратились.
А ПОТОМ ПОШЕЛ СНЕГ.
Рассказы
Две яблони и одна груша
У него были зеленые руки.
Вообще-то за глаза так говорят о людях, у которых все, что они сажали, прививали, скрещивали и обновляли, – все начинало расти, а не умирало.
В сорок пять у него неожиданно появился кусочек собственной земли, и он, городской до мозга костей человек, вдруг привязался к этому месту, начал ездить туда каждые выходные, выстроил небольшой уютный домик и полюбил деревья.
Их безропотность и покорность, после стольких потерь и предательств людей, его утешила – деревья, врастая корнями вглубь, были связаны с его землей навсегда, зависели только от его рук, никуда не могли от него деться, и с ними можно было возиться, руководствуясь только стремлением к совершенству.
