И сейчас, поддавшись ее стремлению пробудить его, он летел куда-то по полю удовольствия, не переставая поражаться ее женской силе – ведь она устала и ей было, очевидно, не до секса, – но она так старалась, что он не мог не открыться ей навстречу.
Потом она снова ушла в ванную, а когда вернулась, он притворился, что спит, как всегда, на боку, по-детски устроив на ладошке левую щеку.
Он видел сквозь едва прикрытые глаза, как она посмотрела на часы, тихо оделась и вышла из номера, забрав электронный ключ.
Как только он убедился, что за дверью закрылась дверь лифта – номер ему всучили плохой, рядом с лифтовым холлом, слышимость была идеальная, – он вскочил, привел себя в порядок, подождал минут десять, нервно покуривая, и поехал на работу.
Он и тогда, и еще долго потом не понимал, с кем ему надо быть и что делать, и что женское терпение, даже такое огромное, как у Зяблика, не беспредельно.
Вечером, когда он остался один в пустом кабинете и на полную катушку ощутил свое одиночество, он позвонил сначала Николаю, а потом уж ей, она ему ничего не сказала, не поссорилась с ним – обижаться было не в ее правилах, но зарубка на будущее в сердце была сделана – он это понял, когда извинялся.
А пока утром из гостиницы он ехал спокойно, даже осторожно, немедленно попал в статус лоха, которого и затереть можно, и подрезать не грех, ехал в компании чайников и иногородних машин, которых в Москве за последние годы развелось немерено. Поворачивая на проспект, от которого было два шага до работы, все пытался успокоить дрожащие руки и придумать, как он встретится с Ириной… Ивановной.
«С ума сойти! Как же ты ее побаиваешься, оказывается? Нет, просто надо быть готовым ко всему. А вдруг она после эсэмэски поняла, как это все плохо и не нужно? И что? Нет, надо как-то все налаживать, иначе труба».
Он тогда ничего не хотел понимать. Он все еще был мужем, привыкшим к распорядку, дисциплине, подчиненным ЕЕ чувствам, желаниям, капризам.
Когда он появился на работе, несколько женщин отметили его щетину и сказали, что это сейчас модно.
– Что модно? Борода?
– Нет, – ответили ему, – именно щетина маленькая, как у Николсона, ну, вы понимаете.
Он кивнул, чтобы отвязаться, но про Николсона запомнил – этого актера он знал и он ему нравился.
«Надо попробовать так походить, а что? Она заметит, потому что терпеть не может бороды».
Влетел в кабинет, заперся и набрал номер Ирины.
Телефон не отозвался.
Он позвонил в приемную – сказали, что ее нет и не будет сегодня.
