Тут его заколотило, как прежде.
Перед тем как набрать домашний номер, походил, подумал, плеснул виски, выпил и позвонил. Он держал трубку, слушал гудки, считая, как звуки кукушки, и даже начал гадать, что если на десятый гудок откликнется, то все будет хорошо.
Она ответила на седьмом, послушала его жалкие фразы и вдруг спросила совершенно спокойно:
– Слушай, а ты на даче был? Там на крыльце грибы лежали.
– Да, я ездил.
– И не сообщил мне?
– Я не знал, что это для тебя важно.
– Раньше мы как-то знали друг о друге все, – сказала она и дала отбой.
Он еще долго держал трубку около уха, так долго и так крепко держал, что ухо занемело.
Она разговаривала с ним, как разговаривала бы с кем-нибудь по работе. Это был голос чужого человека.
Ему стало жарко, он снял пиджак, пошел в свой шкафчик-туалет, мельком взглянул в зеркало и вздрогнул – щеки были пунцовыми, как только однажды в институте, когда подслушивал обсуждение педагогами оценок за курсовые задания и когда ему вывели, как лидеру курса – так всерьез говорил Мастер и он поверил в это, – четверку с минусом за совершенно провальную работу.
Потом позвонила Зяблик. И начала говорить сразу, как будто все слышала:
– Вы себя разрушаете. Сами. Разрушаете желанием оправдать то, что с вами делают, тем, что делали вы. Но во‑первых, такова природа мужчин, и обвинять их за то, что они мужчины, могут только неумные женщины или очень умные. А что она делала много лет, почему терпела, не порвала с вами? Любила? Или было удобно? Или не было куда? К кому? Во‑вторых и главных – кто ушел? Кто бросил? Кто предал? Кто вас раздел перед чужим? Вы что, когда-нибудь думали о том, чтобы оставить семью? Даже со мной?
Этот последний вольт был так бесхитростен, что он засмеялся.
– А что смешного я сказала?
– Ты действительно хочешь услышать ответ?
– Да, хотя я его знаю.
– А зачем тогда?
– Чтобы вы его сами произнесли! Чтобы было все по-честному!
И тут же перевела разговор на другую тему, предложила поехать куда-нибудь, в ресторан, например, он отбивался, с ужасом подумав о публике, о дороге – есть совсем не хотелось, он теперь обходился кофе с сыром по утрам, ну и в обед супчику похлебать немного, но захотелось вдруг вырваться из духоты мыслей, и он согласился, поехал без водителя, с интересом открывая для себя заново жизнь вечерней Москвы.
Распорядок его жизни был заведен раз и навсегда – дом, дача на уик-энд, гости иногда, поездки по всяким загородным магазинам, ну и отпуск, конечно, там было хорошо, свободно, и работа, работа, работа. А город жил, кипел, шумел, люди ходили по улицам – он и забыл, как гуляют по тротуарам или в парк ходят, в метро лет двести не был…
