– А ты куда пошел? – спросил Баутиста. – Куда идешь, я тебя спрашиваю.
– Я шел… Я…
– Тебе никуда не надо идти, только спать, что велели уже два часа назад.
– Дело в том, что сеньор Д`Отремон…
– Тебя не касается то, что делает сеньор Д`Отремон.
– Но сеньора София…
– Это еще меньше тебя касается.
– Дело в том, что я все видел и слышал. Я не хочу, чтобы по моей вине…
– В то, что происходит по твоей вине, тебе тем более не следует вмешиваться. Ты не распоряжаешься и не приказываешь себе. Тебя привезли, чтобы подчиняться и молчать. Иди в свою комнату. Иди в кровать, если не хочешь, чтобы я тебе это сказал по-другому. Иди! – он резко толкнул его в комнату и закрыл дверь на ключ.
– Откройте! Откройте! – кричал мальчик, с силой стуча в дверь.
– Замолчи, проклятый! Я тебе открою, когда придет хозяин! Замолчи!
– Ана, мне нужно немедленно поговорить с сеньорой.
– Сеньора никого не хочет видеть, сеньор Ноэль. У нее мигрень, а когда у нее мигрень, она никого не желает видеть.
Медленный, без выражения, приторный и тяжеловесный голос любимой служанки сеньоры Д`Отремон, растягивался словно мягкое препятствие, задерживая напор нотариуса, который уже собирался пройти под занавесками, закрывавшими вход в покои Софии.
– Я должен сказать ей очень важное, – настаивал Педро Ноэль.
– Сеньора никого не слышит, когда у нее болит голова. Она говорит, что ее боли усиливаются, когда с ней разговаривают. К тому же, сейчас очень рано.
– Доложи обо мне, скажи, это срочно, и увидишь, что она меня пустит.
Служанка-метиска улыбнулась, показывая белые зубы и качая кудрявой головой, украшенной маленьким кружевным чепчиком на французский манер. Мягкая и упрямая, упорная и кроткая, казалось, у нее был дар истощать терпение нотариуса.
– Ты не слышала, что нужно доложить сеньоре? Почему стоишь тут?
– Чтобы доложить сеньоре, я должна поговорить с ней, а сеньора не хочет, чтобы с ней говорили, когда у нее болит голова.
– Что происходит? – вмешалась София, выходя из спальни.
– Простите, сеньора, но мне нужно с вами несколько минут поговорить. Это важно.
– Должно быть очень, раз приходите в шесть часов утра.
– Дело в том, что сеньор Д`Отремон не вернулся со вчерашнего вечера, когда выехал на лошади.
– Не вернулся?
– Нет, сеньора, и никто не знает, куда и почему он уехал. Я видел, что он умчался, как на крыльях, спросил слуг, но никто не мог ответить.
София сделала усталое выражение лица, опираясь на служанку. Ни долгие слезы, ни бессонница не меняли ее внешности: бледная, хрупкая, как полузадохшееся тепличное растение в оранжерее, она производила впечатление, будто впервые слышит то, что прекрасно знает. Только губы слегка сжались, а во взгляде промелькнула красная вспышка злобы.
