– Писать об этом не могу. Никаких интервью!
– Почему?
– Если мы не можем объяснить, мы об этом не пишем, такая традиция у Академии наук…
– Зато другие пишут и говорят! И что пишут?! Если не можете объяснить, не значит – этого нет! Выходит, нет, – твердо ответил Гуляев.
– И Джуне успели навесить ярлык «околомедицинский миф». А к ней идут сотни людей. Она лечит, кстати, многих ученых. Как же вы можете смотреть ей в глаза, работать с ней, когда ее публично оскорбляют?
Джуну профессор видел, даже проверял ее способности в домашней лаборатории.
– У нее воздействие особое…
Вот почему в институте занялись поисками приборов, которые были бы на три порядка, то есть в тысячу раз более чувствительными, чем те, что имелись. Требовались приборы, чтобы воспринимать физические поля не только феноменов, но и самых обычных людей. А кроме того, занят был профессор созданием программы «Физические поля биологических объектов». По ней предстояло исследовать и Джуну.
Наконец-то!
Наконец-то я познакомился с физиками, которые собирались исследовать явление в государственной лаборатории…
* * *
Решение об этом принималось Госкомитетом по науке и технике СССР. 26 января 1981 года я подъезжал в автомашине к большому, облицованному красным гранитом зданию этого Госкомитета на улице Горького с сидевшей впереди ликующей Джуной. Ее пригласили на совещание, где обсуждалась научная программа, разработанная профессором.
– Ну, что там? – поинтересовался я у Джуны, когда она через пару часов выходила из широких дверей.
– Будут изучать, и я буду ученым! – высказала она свою мечту.
– Каким ученым?
– Научным сотрудником! Нет, старшим научным сотрудником. Никаких младших лейтенантов. Старший научный сотрудник, доктор наук – вот кто я буду!
Можно было посмеяться над этими словами. Но что изучение начнется – сомнений не осталось: Джуна возвращалась домой с заседания в Государственном комитете, где решилась ее судьба.
Однако сообщить об этом я не мог, задыхался от бессилия, невозможности разорвать невидимую, но непреодолимую цепь безгласности, опутывавшую по рукам и ногам. Что бы случилось, если бы появилась короткая информация, мол, ученые начинают исследование феномена Джуны в Институте радиотехники и электроники? Неужели тем самым сдалась бы крепость науки на милость врагам?
В то самое время, когда ни я, ни какой-то другой московский журналист не могли сообщить соотечественникам о начале исследований, не представлявших никакой военной и государственной тайны, поздно вечером радио вещало из Лондона:
