Парменион вошел в дом. У входа в андроне горело два светильника, рассеивая мягкий свет по комнате. Помещение было просторным, оно вмещало в себя двадцать скамей и тридцать стульев и кресел. Когда Парменион принимал гостей, вся комната заполнялась, но сейчас светильники горели только в алькове у широких дверей, выходящих к западному саду. Генерал прошел по внутреннему дворику, вдыхая аромат жимолости, что росла у стены. В доме было тихо, и только в такие моменты ему нравилось быть здесь. Эта мысль удручала.
Он услышал движение у себя за спиной и обернулся, ожидая увидеть калеку Периса.
— Добро пожаловать домой, муж мой, — сказала Федра. Он холодно поклонился. Его жена была одета в платье сверкающей синевы, облегающее стройную фигуру, золотые волосы были откинуты назад и стянуты серебристым шнурком в конский хвост, спадавший до тонкой талии. Парменион взглянул в ее холодные голубые глаза и похолодел.
— Я здесь ненадолго, госпожа, — сказал он ей.
— Надеюсь, достаточно, чтобы повидать сына.
— Сыновей, — поправил он.
— Для меня есть только один, — ответила она с бесстрастным лицом. — Филота — тот, кто станет великим; величайшим из всех.
— Не говори так! — шикнул он. — Это неправда. Слышишь?
Она засмеялась примирительно. — Я лишилась своих сил, когда отдалась тебе, генерал, но я никогда не забуду видения, что посетило меня, когда ты впервые прикоснулся ко мне. Твой первенец будет править миром. Я знаюэто. И это Филота.
Парменион почувствовал, как у него пересыхает в горле. — Ты дура, женщина, — сказал он наконец. — Дура, что веришь в это, и дура вдвойне, что говоришь об этом вслух. Подумай: если Филипп или Олимпиада услышат о твоем видении, не позаботятся ли они о том, чтобы ребенок был убит?
Лицо ее побледнело. — Как они услышат? — прошептала она.
— А кто слышит сейчас? — переспросил он. — Как ты поймешь, кто из слуг ходит по саду или сидит в пределах слышимости?
— Ты просто пытаешься меня запугать.
— Совершенно верно, Федра. Потому что они не только убьют ребенка, но и его мать, братьев и отца. И кто стал бы их винить?
— Но ты защитишь его. Ты Македонский Лев, самый могущественный человек во всем царстве, — гордо проговорила она.
— Иди спать, женщина, — сказал он утомленно.
— Ты не присоединишься ко мне, муж?
Он хотел сказать ей «нет», но вид ее тела всегда возбуждал его.
— Да. Сейчас. — Ее улыбка была победоносной, и он отвернулся от нее, слушая мягкие шаги босых ступней, пока она удалялась из комнаты. Он немного посидел в молчании, с тяжелым сердцем, затем встал и прошел в верхнюю детскую, где спали сыновья. Гектор спал на боку в своей колыбели, посасывая большой палец. Никки, как всегда, забрался в кровать к Филоте, и братья спали в обнимку.
