— Нет, вуйко — это вроде дядька, вообще, старший, уважаемый…
— Понял, — кивнул Пафнутьев. — Он, значит, вуйко, а ты совсем даже не вуйко?
— Дело не в этом… Парень помоложе может назвать меня вуйко. Посреди нас двоих — Степан для меня вуйко, а я для него просто Васыль.
— Как я понимаю… в доме жили не очень мирно?
— Какой там мир! — воскликнул Степан, и Пафнутьев вдруг уловил, почувствовал в его голосе ту искренность, которой так не хватало ему до сих пор. И с облегчением убедился, что первое его впечатление не ложное, не надуманное, не вызвано дурной подозрительностью. — Грызлись все, как собаки!
— Вы здесь питались? — спросил Пафнутьев.
— Да, — подтвердил Степан. — Нас кормили.
— В подвале?
— Когда хозяин был дома, то за общим столом.
— Все вместе? — удивился Пафнутьев.
— Да, разом.
— И выпить давали?
— Если хозяин пил, то и нам подносили. Что он пил, то и мы.
— Так нечасто бывает.
— Так почти не бывает, — сказал Васыль. — Потому и терпели год… Вроде, за одним столом питаемся, не кормят, как собак где-то во дворе, за углом… Все за столом — и мы за столом. Получалось, что вроде как одна семья… Потому и язык не поворачивался каждый раз кричать: «Давай деньги! Давай деньги!».
— А когда гости?
— Смотря какие гости… Если его люди, из города, по своим делам, то, конечно, он сидел с ними наедине. Если приходили соседние застройщики… Вместе сложности обсуждали, за одним столом.
— Да ладно тебе трепаться! — вдруг сорвался Степан. — Зарядил — за одним столом, за одним столом… Триста лет в гробу я видел его стол! Ты мне отдай положенное, а я уж как-нибудь сам прокормлюсь! Тоже еще — благодетель! Дерьмом он жил, дерьмом и подох.
— И вам совсем-совсем его не жалко? — удивился Пафнутьев.
— Кого? Объячева, что ли? Триста лет в гробу в белых тапочках! Он как-то проболтался — в ресторане посидел вечерок со своими ребятами…
— И что? — спросил Пафнутьев. — Хорошо посидел?
— Наша с Васылем годовая зарплата! Вот цена их ужина. Не собирался он нам платить, не собирался! Это я знаю точно и всегда Васылю повторял. Он не верил. А сейчас хошь-не хошь, а верь!
— Теперь-то уж точно заплатить не сможет.
— И не собирался! — твердил свое Степан. — Я тебе это говорил? Спрашиваю — говорил?
— Было дело, — кивнул Васыль.
— Часто говорил?
— Частенько.
— Я прав?
— Ты всегда, Степан, прав.
— Вы сказали, что в этом доме все грызлись, как собаки, — напомнил Пафнутьев. — Что вы имели в виду? Лаяли, кусались, рычали?
— Гавкать не гавкали, и чтоб кусаться, тоже не замечал… Но, знаете, у всех было на душе вроде как злобство. Тот этого ненавидит, этот того терпеть не может, все вместе сраного Объячева готовы растерзать…
