Нет, я не хочу. Внезапно, будто прозрев, я понял, что не желаю быть уничтоженным без определения вины. Быть наказанным за преступление — логично. Но понести кару из-за того, что совершено преступление и кто-то должен расплатиться…
В припадке бешенства я выложил все это доктору, приводя аргументы и топя их в потоке слов, будто мог убедить его в чем-то, доказать всю чудовищную несправедливость, жертвой которой я стал. Он, серьезно склонив голову, выслушал меня, будто хищная птица в предвкушении трапезы.
— Natürlich, — гоготал он, — Конечно. Чудовищная несправедливость. Права гражданина и человека. Гонения. Да, да, мой друг. Достаточно нагнать на вас страха, и вы показываете свое истинное лицо. Демосфен! Но все перлы мудрости ничего не смогут изменить в уличающих вас фактах. И вскоре вы будете мертвы, чтобы смыть преступление. Уясните это и согласитесь. Откажитесь от нелогичных аргументов и не настаивайте на том, что жертва вам незнакома, и следовательно…
— Я повторяю…
— И следовательно, у вас не было никакого повода послать в нее пулю. Но вы-то ее знаете. Только что вы были готовы вспомнить ее имя. А затем решительно заблокировали свою память.
— Решительно возражаю! Это последнее слово, которое можно использовать в моем случае. Все, что произошло…
— Молчать!
— Господин председатель, вы возводите напраслину.
— Правда? — удивился герр доктор, оскалив пожелтелые зубы, — Ну, может быть, если ваш сын сможет присутствовать на этих слушаниях…
— Нет!
— Вы готовы на все, лишь бы этого не произошло?
— Да. Я сделаю все, что угодно.
— Ах! Тогда опознайте свою жертву, Пит, мальчик мой. Вы уже готовы вспомнить ее имя, если пройдетесь по Стречет в сопровождении своей датской проститутки. Поразмыслите. Вспоминаете? Имя. Странное имя… Какое?
Он приближается ко мне, и я вновь отступаю, чтобы не вдыхать его тошнотворное дыхание.
Имя.
Ее имя. У нее было имя.
— Карен?
— Не говорите глупостей!
— Тот истощенный манекен? Та, с забавным пуделем?
— Но я никогда не знал ее имени.
— Для этого нет причин. Сделайте усилие.
Немыслимая игра, игра в вопросы. Единственную зацепку мне дает слово Стречет.
Стречет.
«Бутик».
— Герда, — говорю я. — Это может быть только Герда.
— Вы отлично знаете, что нет!
— Да. Вы правы. Подождите…
Я безнадежно ищу имя, пытаюсь вспомнить его. Мимолетное, неуловимое, оно крутится в моей голове, на кончике языка, ускользает от меня. Необычное, греческое. Или что-то в этом роде. Странное. В моих ушах стоит грохот; я глохну. Я ищу, протягиваю руки к этому имени, я ухватываюсь за него.
