— Сынок, потерпи, потерпи, родной.
Не раз я замечал: Фекла Егоровна успокаивала людей, а у самой в глазах слезы. Добрая она, каждому хотела сказать что-нибудь хорошее.
Разные раненые бывали. Некоторым и больно, а они посмеивались. Один пришел, говорит:
— Ой, в сердце! Моя Дунька не узнает, что меня убило.
А Фекла Егоровна ему:
— Врешь, не помрешь; если бы в сердце, так бы не стоял.
Я стал замечать, что Фекла Егоровна и строга бывает: «Нечего нюни распускать, у тебя пустяк!» Или скажет уверенно: «Раз кость цела, мясо нарастет».
Однажды Александра Павловна притащила на плечах раненого. Оставила его, а сама обратно, на склон кургана.
Боец все рассказывал о себе. Был он пчеловодом, поэтому про пули и осколки сказал: «Жужжат они и кровь собирают».
Он все хвалил какого-то сибирского пчеловода, который орденом Ленина награжден, и говорил о том, что, если останется жив, тоже с одного улья тридцать пудов меда возьмет.
Он схватил Феклу Егоровну за руку: «Дай я тебя поцелую!» А потом застонал. Видно, стало ему тяжело, и он приуныл, замолчал.
Фекла Егоровна очень расстроилась. За всех страдала она. Бывало, как загрохочет особенно сильно, сядет у самой двери, словно для того, чтобы всех нас прикрыть и защитить своим телом от осколков.
По временам страшно хотелось спать, вытянуть ноги, примоститься, свернуться. А приходилось сидеть.
Я бывал доволен, когда удавалось расправить руки или упереться ногами в стенку. Устроишься кое-как, но ненадолго. То чувствуешь над головой чью-то ногу, то в живот упирается чей-то локоть.
Хлеба, который испекла Александра Павловна, уже давно и в помине не было.
Придет кто в первый раз, увидит все наше большое семейство, спросит:
— Как же это вы здесь остались? Александра Павловна не любила такие расспросы, — то ничего не ответит, а то коротко скажет:
— На вас надеемся!
Однажды смотрел на нас один боец, смотрел, а потом сказал своему товарищу, словно вырвалось у него:
— Вот так где-то и наши.
Много людей перебывало в нашем блиндаже. Приходили совсем усталые, молчаливые, вбегали, обтирая пот с разгоряченного лица. Я понимал, что им на кургане очень жарко. Они остывали после боя, снимали сапоги, разматывали портянки, переобувались.
Автоматчики набивали патронами круглые диски. Я как-то поднял такой диск, и он показался мне очень тяжелым.
Тем, кто никогда раньше не бывал в нашем городе, Александра Павловна и Фекла Егоровна любили про Сталинград рассказывать, и Юлька старалась свое словечко вставить про то, как она с отцом побывала в цирке Шапито, и про слона, который не «кукуировался».
