— Не я! Не я! — причитала она из угла.
— Я тебе не верю, дрянь ты этакая!
Николай приблизился к ней и замахнулся, однако вовсе без намерения ударить, а скорее от негодования. Нинель закрыла лицо крест-накрест тыльными сторонами рук, отвернула голову и захныкала совсем по-детски.
— Где Ксения? — стараясь себя сдерживать, прорычал Николай, нависнув над девушкой.
— Я не знаю — правда! — из-под растопыренных пальцев, обезумевшими глазами посмотрела на Николая Нинель, непроизвольно тряся головой.
— Вставай! Сейчас мы поедем к следователю, и ты ему все расскажешь! Он тебя выведет на чистую воду. Пошевеливайся! Время не ждет — Ксения в опасности.
Нинель встала, отряхнула платье и, шмыгая носом, убежала прямиком на кухню. Там она увидела ром и залпом выпила весь бокал. По ее лицу разлился румянец, и само оно приняло свой прежний, независимый вид.
— Что ты делаешь? — возмутился Николай.
— Нервы успокаиваю. Не думай, я ни в чем не виновата!
— Поехали, дорогой поговорим.
Николай схватил Нинель за запястье, потащил ее за собой и не отпускал до тех пор, пока они не спустились вниз и не сели в машину. Когда автомобиль тронулся, он сказал:
— А теперь рассказывай все по порядку. Только не вздумай мне врать!
— Дай сигаретку, — попросила Нинель.
Несмотря на обретенное внешнее спокойствие, голос ее подрагивал.
— Ты же не куришь.
— Я тебя прошу. Тебе что — жалко?
— Возьми в бардачке, там и зажигалка, — процедил сквозь зубы Николай.
Нинель закурила, потом, кашлянув несколько раз и рубя рукой перед собой дым, начала рассказывать:
— На самом деле, с Федотовым мы знакомы давно. Когда-то он помог родителям с квартирой и отцу с работой. Папа его боготворил, хотя я не замечала, чтобы они были друзьями. Так, приходил иногда в гости, но к себе, почему-то, никогда не приглашал.
— А ты знала, что твой отец и Федотов были у немцев в плену и сидели в одном лагере.
— Да ты что? Нет, честное слово — нет! — закачала головой Нинель. — Я вообще не знала, что папа был в плену. Ни мама, ни он не говорили об этом ни слова. Может, это Ксения знала, но я — нет.
— Ладно, давай дальше.
— Ну, дальше — родители погибли, когда мне было всего шестнадцать, а Ксении только девятнадцать. Я училась в школе, а она на втором курс Академии. Все наши доходы тогда состояли из стипендии сестры. А двум молодым девушкам ведь надо не только поесть, хотелось и нарядов и развлечений. Ну, у нас осталась от папы старая «Победа», ее пришлось продать, деньги растянули на год. А дальше… дальше мы не знали что делать. Я тоже только поступила в РХА на первый курс, и теперь мы с ней думали, кому из нас придется бросить учебу и идти работать, чтобы хоть кто-то один смог закончить академию. Я понимала, что это должна быть я, но Ксения так не думала, она говорила, мол, кинем жребий.
