– Не прощу! – объявила Даша таким тоном, каким объявляют войну. – Не отпущу! – Она рефлекторно вцепилась в рукав его синей куртки.
– Все уже решено. Тут без вариантов, это реальная работа, – сказал он, извиняясь. – Я не могу остаться. Но, может быть… ты поедешь со мной? Ты ведь чумовая, как я… вдруг вот так возьмешь и пойдешь? – слабая надежда, приправленная комплиментом и шуткой.
Дурак… он так и не прощелкал ее!
– С тобой? – Она с облегчением выдохнула страх. – Хоть на край света! Хоть за край света… Хоть за край края.
«Уйти из Киевиц?» – спросила она себя.
«Ради такого, как он? Да легко… Давно пора было это сделать!»
– А если в Африку? – поддел ее Дан. – Все равно поедешь?
– Хоть прямо сейчас.
– Без вещей?
– В Африке мне и набедренной повязки хватит. Ты просто не знаешь, как она мне идет…
– Ты не шутишь? – Он явно не мог поверить в ее слишком общие слова.
– Нисколько. Давай, рассказывай, куда и когда мы едем?
– Мы?..
– Решено и подписано… ставим печать!
Землепотрясная встала на цыпочки и сама поцеловала его в сомневающиеся губы…
И все изменилось. Навсегда.
Вначале ей показалось, что Дан резко отшатнулся от ее прикосновения. Она успела заметить, как радостная улыбка слетела с его лица и разбилась об узорчатый мозаичный пол – так стремительно углы его рта поползли вниз, рот превратился в оскал, лицо заледенело, застыло. Руки обвисли, тело полетело вниз, давая крен на левый бок, голова глухо стукнулась, шея нелепо вывернулась…
Чуб громко всхлипнула, присела, обхватила ладонями его щеки – они казались ледяными.
– Ма-а-а-а-а-а-а-ша!!!!!!! – заорала она на весь подъезд.
Как огромный фонтан, крик взлетел к четвертому этажу, попал в цель, как гарпун.
Сверху скрипнула дверь.
– Что случилось?.. – обеспокоенно спросила с высоты Ковалева.
– Маша… Я его убила! Я убила его!!!!!!
* * *
– Я не знаю… – еле слышно прошелестела младшая из Киевиц, – но, кажется, я не могу его излечить.
– Как это не можешь? – не поняла Землепотрясная Даша.
Неподвижный, угасший, застывший Дан лежал на диване в круглой комнате Башни Киевиц. Его глаза, подернутые изнутри бессмысленной мутью, как стекла, покрытые непроницаемой пеленой мороза, оставались открытыми. И Даша не могла заставить себя их закрыть – ведь глаза закрывают только покойникам.
А она не верила в окончательность смерти.
– Я не знаю… такого еще не было. – Маша разделяла ее чувства. Она в страхе смотрела на свои руки, так смотрят на покойников, не в силах поверить, что жизнь ушла из этих тел, еще день, час, мгновенье тому бывших живыми. – Я не могу воскресить…
