Шурка мысленно выругал себя. Как он мог про это забыть! И как только она его заметила здесь, в сквере!
— Я, Таня, не по Невскому болтался, а приветствовал героев-папанинцев. Тебе не понять.
— Куда уж мне!
— Завидуешь.
Шурка тщательно облизал деревянную палочку от эскимо. Танька следила за его движениями. Ей не нужно было рассказывать, что эскимо было совершенно новым сортом мороженого, сказочно дорогим, и никто из ребят на их улице его еще не пробовал.
Он кинул палочку в урну.
Глаза у Таньки превратились в две щелочки.
— Всё маме с папой расскажу.
— Рассказывай, сколько влезет.
— И как ты деньги на мороженое украл, расскажу.
— Я украл?! — Шурка покраснел так, что жарко стало.
— А кто тебе в нос двинул?
Шурка вспомнил, как только что бился, чтобы добыть листовку для вот этой самой Таньки, и едва не заплакал от обиды.
— То-то, нечего сказать. Потому что украл! — Танин голос зазвенел. — Валька этот тебя научил. Поздравляю!
— А вот и нет!
— А вот и да!
— Меня, Танечка, мороженым угостили, если хочешь знать.
— Папанин угостил? — язвительно осведомилась Танька.
— Дура! Один человек.
— Врешь.
— Не вру В шляпе.
— Какой еще человек в шляпе? У него имя есть?
— Не знаю. Незнакомый.
— Совершенно незнакомый человек просто так угостил тебя эскимо? Вот чудеса! Глядите, граждане!
— Угостил. Свою порцию даже мне отдал. Вот так!
Танины глаза вдруг распахнулись. Из щелок превратились в два огромных зеленых крыжовника.
— И ты обе съел?
— А вот и съел.
Шурка с вызовом посмотрел на нее. Ну что теперь скажет?
— Шурка!
Шурка сложил руки на груди, придав лицу надменное выражение. Танька стояла с разинутым ртом, как громом пораженная.
То-то.
— Шурка… Ты что…
— Обе съел, — горделиво подтвердил он.
Таня со стуком уронила футляр.
— Шурка!
Теперь она не шутила.
— Это же наверняка был иностранный шпион. Диверсант, — прошептала Таня.
— Чего ты мелешь? — воскликнул Шурка, но внутри у него всё споткнулось. Незнакомец и впрямь был странный.
Шурка поднял футляр, стряхнул с него мокрый снег. Поставил на скамейку. Пусть Танька видит, что он, Шурка, не вредный. Не то что некоторые.
— Что он тебе сказал?
Сестра села на скамейку рядом. На лице ее Шурка видел тревогу. Таня не притворялась.
От ее тона Шуркина уверенность угасла, как политый водой костер.
— Он сказал… это… Что Папанин нарочно забрался на льдину, чтобы уплыть подальше из СССР.
Таня ахнула.
— Ты понял?
Шурка обмер. Теперь он понял. Обычный советский человек такое говорить не мог.
Ну Танька! Теперь всё, конечно, встало на свои места. Об этом предупреждали в школе. Об этом каждый день писали в газетах. Об этом постоянно твердило радио. Об этом говорили дома родители. У отца на работе даже арестовали одного. Диверсант. Вредитель. Шпион. Враг народа. И он, Шурка, только что его упустил.
