.
Они бежали, как безумные, и стрекот пулеметов, бивший их в грудь, заставлял челюсти сжиматься намертво, как от сильнейшей боли. Упал еще один «Висельник» на правом фланге. Пулеметная очередь ударила его в голову, с утробным хрустом размолов толстую сталь и кости под ней. Словно открылся серый металлический бутон, высвобождая из себя багрово-серое месиво, в котором можно было рассмотреть неровные осколки зубов.
Безумная гонка наперегонки со смертью, только они бежали не от нее, а к ней. На ощетинившиеся пулеметными гнездами французские траншеи, на рваные клочья порохового дыма, болтающиеся над ними, как грязное белье на веревке. Ни один человеческий разум не вынес бы подобного безумия. Инстинкт самосохранения слишком силен. Дирк помнил тех, с кем он бежал в одной цепи тогда, когда еще не получил честь считаться членом Чумного Легиона.
Есть граница, за которой человеческий страх за свою жизнь становится не просто силен, он делается единственной силой, которая управляет телом. Его невозможно переломить, как хладнокровен бы ты ни был. Этот страх просто сминает все мысли, не оставляя для них места, и швыряет тело в землю. Закапываться голыми руками, не обращая внимания на обломанные ногти и сломанные пальцы. Под огнем не существует бесстрашия. Под огнем человек превращается в дергающуюся тряпичную куклу, лишенную мыслей или чувств. Разрывы снарядов и свист пуль гипнотизируют его до полной потери восприятия, оставляя лишь недвижимый, окоченевший от страха, остов. Сама мысль о том, что надо идти вперед, туда, где визжит и грохочет смерть, делается невыносима. В таком состоянии ему можно угрожать оружием, бить, отвешивать пощечины. Но ничто не сможет его поднять на ноги и бросить в атаку, туда, где смерть равнодушно перемалывает землю и людей, обращая их в одно целое.
Мертвецы лишены подобного страха. Но сейчас, чувствуя, как с каждой секундой становится тяжелее хватка сжимающих их челюстей, Дирк ощутил слабый отголосок паники. Слишком много огня. Слишком много пулеметов. Свинцовый град хлестал им в лицо, и это было похоже на попытку встретить страшную, крушащую камень на своем пути, бурю. В него попало уже не меньше десятка пуль, главным образом в правый бок и плечо. Попадания оставляли глубокие вмятины и борозды на полированной серой стали.
И еще – увеличивающееся с каждой минутой ощущение беспомощности. Проклятый Тоттлебен со своими расчетами! Он мог просто сказать, что их швырнут в самое горнило ада, где даже металл плавится, не выдерживая колоссального давления. Впрочем, для этого ему не нужен был Тоттлебен. Это было понятно задолго до штурма.
