ногам точно пудовые гири привязали – ни встать, ни повернуться. Он уже сдался,
подчинился судьбе, хотя и боялся признаться себе в происходящем.
Как же он мог допустить такую непростительную ошибку, оступился на прямой
ровной дороге? Ведь каждый миг, каждый час тщательно продумывал поступки и меру
ответственности. Каждый шаг на пути вперед был выверен до мелочей. Без помарок и
ошибок. Партия должна быть просчитана до конца! И тут на тебе…
Единственное холодное око «Вальтера» смотрит ему точно меж спокойных и
уставших карих глаз.
Прокол вышел, как всегда, в мелочах. Даже не прокол, а глупое, непредсказуемое
стечение обстоятельств. Такого просто не могло случиться никогда…
Но случилось! Сейчас, когда нервы на пределе и до черты осталось меньше шага,
уже ничего не объяснишь. Не убедишь, что все должно было сложиться иначе. Не так, как
вышло, а так, как планировал…
Он всегда шел прямой дорогой, оставаясь честным пред собой и окружающими. Не
кидал и не обманывал. Если искал и находил выгоду в делах, то она доставалась не только
ему, а всем участникам делового процесса. Вряд ли кто-то из коллег или партнеров смог
бы предъявить ему претензии по поводу его нечистоплотности. Вряд ли…
Но «Вальтер» не сводил с него своего внимательного взгляда.
Время остановилось. Уже никто не требует от него оправданий. Приговор вынесен, и
через мгновение будет приведен в исполнение.
Смерть!
Он не знает, как она выглядит. И давно уже не боится образа дряхлой старухи с
косой. Борис Андреевич Штурмин так часто ходил по краю и так часто чувствовал ее
холодное дыхание, что, в конце концов, свыкся с ее незримым присутствием и перестал
обращать внимание. Когда был мальчишкой – боялся до дрожи в коленках; под палящим
афганским солнцем – боялся, но совсем по-другому, чувствовал, что они единое целое, как
инь и янь, как обязательные детали одного механизма, немыслимые друг без друга. Она
присутствовала, как данность, как необходимая часть равновесия. Как вода. Как воздух.
Как пища материальная и духовная. Когда повзрослел и заматерел, страх переродился в
инстинкты, чутье. Без звериного чутья ни в мирной жизни бы не выжил, когда ходил по
самому лезвию, в любой момент мог рухнуть в бездну, ни на воинствующем Кавказе, в
Чечне, где инстинкт самосохранения ценился подороже любого бронежилета и автомата,
многократно спасал от неминуемой гибели. А потом и вовсе бояться перестал. Ни следа от
страха не осталось. Столько повидать на жизненном пути довелось, что когда к
