в кювет бытия. Так он и плыл по течению серых будней, пока не случилось с ним одно
интересное событие, покончившее с душевными метаниями.
Погряз он по уши в очередном убийстве. Не в том смысле, что улик не хватало, или
желания дойти до финиша, а попался ему подозреваемый, которого он не желал отдавать на
растерзание отечественной Фемиде. Парень замочил четверых своих врагов. Действовал
хладнокровно, продуманно и осознанно, хотя и не профессионально. Другого выбора судьба
ему не оставила. Вопрос стоял так: либо они, либо он. Ему корячилось пожизненное, но
такой расклад почему-то не устраивал Шабанова. Сплошь и рядом ему попадались дела, где
виновный оказывался недосягаемым, и с невозможностью его наказать приходилось
мириться, а тут как бы всё получалось навыворот — преступника никто не отмажет, но
видеть его на скамье подсудимых кажется не логичным и противоестественным. И тогда
Шабанов озарился идеей примерить на себя судейские одежды. Причём, сделать это он
додумался, сведя вместе два противоположных конца. Сложить плюс и минус, чтобы в
результате получился ноль.
Парню он предъявил улики, но предложил не зону, а сделку: услуги — в обмен на
свободу. И дал первое задание: убрать одного из «неприкасаемых». Обещал прикрытие со
своей стороны и некоторую помощь практического характера: оружие и получение полезных
боевых навыков. Парень, на удивление, легко согласился. Так у жизни следователя Шабанова
образовалось второе дно.
Его тайными агентами становились люди с различной мотивацией. Объединял их
лишь один общий признак — преступление, совершённое во имя какой-либо идеи, не
связанной с наживой и выгодой. В коллекции были благородные мстители и отважные
защитники, герои не случившихся войн, юродивые и просто маньяки. Всем нашлась у
Шабанова работа, и даже какой-то оптимизм вселился в него. А потом к нему пришли ЭТИ.
В своём отношении к НИМ Шабанов до сих пор не определился. Да это и не важно на
самом деле, кто они такие. Важнее другое: кто такой Шабанов? Как единица и как часть
целого. ОНИ не то чтобы помогли ему понять это, но по крайней мере убедили в том, что его
неприятие себя в качестве послушного и безмолвного представителя рода человеческого
имеет научное обоснование. И что фундаментальные «истины» ещё более не очевидны, чем
