Иаков на двух сестрах был женат.
{211}Все патриархи жили в сладкой смене
Различнейших любовных наслаждений.
Старик Вооз – и тот решил позвать
Старуху Руфь с ним разделить кровать.
{212}Натешившись с Вирсавией вначале,
{213}Давид великий прожил без печали
Душой и телом в избранном серале.
И храбрый сын его, известный тем,
Что волосы врагам его предали,
{214}Раз переведал весь его гарем.
Вам ведома и участь Соломона:
Он был мудрец, пророк и веры щит,
Иеговы
{215} опора, меч закона,
И волокита был из волокит.
Так было с первого грехопаденья.
Так есть и будет – это доля всех.
Утешьтесь! Юность ищет наслажденья,
А старость мудрая замолит грех».
«О, – Карл промолвил, – ваша речь прекрасна,
Но, к сожаленью, я не Соломон.
Он счастлив был, а я скорблю ужасно.
Имел любовниц целых триста он
{216},
А я одну, и с этой разлучен».
По носу слезы потекли, мешая
Унылому монарху говорить.
Тут видит он, во всю несется прыть
Какой-то всадник, реку огибая,
Подпрыгивая на седле смешно.
Король узнал в нем толстяка Бонно.
Вы знаете, наперсник тайны милой
Неотразимой обладает силой,
Когда терзает нас разлуки гнет.
Король, взволнован, как при виде чуда,
Кричит ему: «Кой черт тебя несет?
Что делает Агнеса? Сам откуда?
Где взор ее блестит светлей зари?
Скорей же отвечай мне, говори!»
Бонно, монаршим не смущен допросом,
От точки и до точки рассказал
О том, как куртку он переменял,
Как поваром вождя британцев стал,
Как он удачливо порвал с Шандосом,
Когда в бою забыли про него,
Чем он обязан хитрости и чуду;
Как он красавицу искал повсюду;
О том, что знал, наговорил он груду;
А, собственно, не знал он ничего:
Не знал он рокового приключенья,
Монаха страсти, не пропавшей зря,
Любви пажа, исполненной почтенья,
И мерзости в стенах монастыря.
Все страсти сотый раз перебирая,
Вздыхая, плача и считая дни,
Судьбу и злых британцев проклиная,
Еще печальней сделались они.
Настала ночь. Сияя кротко миру,
Медведица направилась к надиру
{217}.
Задумчивому королю аббат
Сказал: «Уж поздно, в это время спят
Иль ужинают все без исключенья,
Будь то король или монах простой».
Карл, горестно поникнув головой,
Тая в груди любовные мученья
Все из-за той, которую искал,
Не отвечая, молча поскакал,
И очутились перед замком вскоре
Все трое – Карл с аббатом и Бонно.
Прах пастыря, погрязшего в позоре,
Швырнувши, как негодное бревно,
В канаву, паж, задумчивый и томный,
Глядел с досадою на мост подъемный,
Который разделял его и ту,
Чью мысленно ласкал он красоту.
Трех всадников увидев в лунном свете,
