— А вы что же, в Москву по работе ездили или как?
— Или как, — ответил он. — Я к дочке, к Маше, ездил, она у меня студентка.
— Ой, а у меня дочку тоже Машей зовут, а младшую Полиной. Муж ее так назвал в честь меня. Знаете, какой у меня муж был?..
Она помолчала немного и вдруг заплакала, отвернувшись к окну, за которым мелькала реденькая посадка.
— Не плачьте, — тронул ее за плечо Сан Саныч. — Мы так хорошо сидели, и вот теперь — слезы… Не надо, не плачьте!
— А я и не плачу, — улыбнулась Полина, продолжая плакать. — Может быть, вы и хороший, только ничего у нас с вами не получится. Не могу я себя пересилить, не могу…
Последнее «не могу» она произнесла виновато, почти шепотом.
— Ну что вы, что вы! О чем вы говорите, разве я чем обидел вас? Я же все понимаю. Может быть, мне уйти?
— О, господи, да причем здесь вы? Причем? Вы как-то странно говорите всё. Вы тут ни при чем.
— А кто же тогда причем?
— Никто, наверное… У меня, Сан Саныч, муж умер… Жили-жили — и вдруг нет его.
Полина плакала и говорила, плакала и говорила — о том, как они с Тихоном познакомились, как поженились, как он по роддомовской пожарной лестнице забирался на второй этаж, чтобы через окно посмотреть на розовую крошечную Машу, и как потом в конце мая у них вдруг запел чайник…
Когда она выговорилась, ей стало легче. Вот только слезы бежали и бежали из глаз, так что носовой платок стал совсем мокрым.
— Оно и лучше, — сказал Сан Саныч. — В смысле, лучше не то, что у вас горе, а то, что… Запутался я совсем, но я хочу сказать, что с меня будто камень упал.
— О чем вы?
— Оно и впрямь лучше, что вы такая. Вы думаете, я не догадался, что меня не чай пить зовут, а с женщиной знакомить, чтобы было потом с кем скуку вечерами обманывать… И вот ведут тебя, как бычка на веревочке, знакомиться, и ты идешь, хоть и не очень-то хорошо у тебя на душе, и кажется, будто весь поезд видит, для чего тебя ведут, а идешь… Видно, страх одиночества сильнее боязни всякого позора. Вы меня простите, что я слова вам такие говорю… Вы хорошая, чистая… А меня уже не первый раз так сводят, да вот ничего не получается. Знаю, что всего-то и надо зажмуриться в душе да сказать какую-нибудь пошлость… Но не получаются у меня романы. Не получился и с вами, бог миловал. И не надо: нельзя себя и их обижать, тех, кто верен был тебе до последнего вздоха. Наверное, старомодно это все нынче, но что делать…
Он достал из бокового кармана фотокарточку и протянул ее Полине.
