Зина задвинула за собой скрипнувшую роликами дверь. Постукивали на стыках колеса, вздрагивала на окне шторка, тихо покачивалась в закупоренной бутылке водка.
«Жаль, — подумала Полина, — жаль, что Зина ушла. О чем теперь говорить? Ведь говорить что-то надо. Но все слова разом разбежались, а тут еще Сан Саныч улыбается и внимательно смотрит на нее».
Полина вспыхнула, смутилась:
— А я знаю, что вы так на меня смотрите. Это оттого, что на мне мужская рубашка, да?
— Какая рубашка?
— Вот эта, — показала Полина на торчащий из-под железнодорожного кителя воротничок желтой рубахи. — Вы знаете, в вагоне всегда холодно, а она, хоть и мужская, но теплая, байковая…
— Что вы, Полина Афанасьевна, я просто так смотрю…
Они посидели еще в тягостной тишине, наблюдая, как дребезжит и тихо сползает по столу стакан.
— А знаете что, — решительно сказал Сан Саныч, — давайте выпьем немного водки. Говорят, что это помогает. Вы пьете водку?
— Пью. Только вы мне чуть-чуть налейте, а то я сразу пьяная стану.
Она достала сыр, очистила два апельсина, нарезала колбасу. Сан Саныч неловко оторвал у металлической шляпки ушко и вилкой откупорил бутылку. Потом налил полстакана себе и немного Полине. Они чокнулись и выпили. Сан Саныч долго жмурился и выдыхал воздух, а Полина от волнения выпила свой глоток легко, но на всякий случай отщипнула корочку хлеба и понюхала ее.
— Ловко у вас выходит, — улыбнулся Сан Саныч.
— Я алкоголичка, — пошутила Полина. Водка мгновенно ударила ей в голову и вызвала веселость.
— Выдумываете, наверное?
— Ни капли. Я хроник. Восемь раз в вытрезвителе была.
— Ну, это вы точно врете.
— Конечно, вру. Я вина не пью вовсе. Если только на Новый год глоточек шампанского… А сейчас я пьяная — с ума сойти!
— Ну-у-у… Что-то вы рано захмелели… А у меня вот ни в одном глазу. Так нечестно. Я, с вашего позволения, буду догонять, — долил себе водки Сан Саныч.
— Налейте и мне, — пододвинула свой стакан Полина. — Уж коль начали спаивать, то спаивайте до конца.
— Воля ваша, так и быть, вдвоем сопьемся.
Теперь водка показалась Полине гадкой и противной до невыносимости. Она цедила ее сквозь зубы, пока горькой волной не захлестнуло горло. Полина до слез закашлялась.
Сан Саныч осторожно постукал ее ладонью по спине.
— Ничего-ничего, — попыталась сквозь слезы улыбнуться Полина, — ничего-ничего…
Веселость из нее улетучилась, стало тоскливо и холодно. Но надо было как-то поддерживать компанию, и поэтому она спросила:
