Дожди в августе | страница 32



— Вот…

На качели, вцепившись в тоненькие подлокотники, смеялась и летела к небу молодая женщина. Ветер трепал ее смоляные волосы.

— Кто это? — спросила Полина.

— Космос покоряем, — будто не слыша вопроса, продолжал говорить свое Сан Саныч, — а на земле разобраться не можем. Рак какой-то одолеть не умеем… Спиной. Об угол стола. Нечаянно. И все. Шишка вздулась какая-то — и все, и нет человека.

— Это ваша жена? — снова спросила Полина.

— Это моя Лида, — ответил и отвернулся к окну Сан Саныч.

Полина нерешительно протянула руку и, жалея, будто маленького, погладила его по голове. И это легкое прикосновение женской руки окончательно разжалобило его: вон и веки покраснели, и слезы стоят, уже готовые пролиться.

— Ну что вы?.. — попыталась утешить его Полина, чувствуя, что и у нее слезы покатились по щекам.

Сан Саныч первым прервал затянувшееся молчание:

— Странно все у нас с вами получается, Полина Афанасьевна. Очень странно у нас с вами все получается…

* * *

Через четверть часа Полина сидит одна и, прислонившись к стеклу, смотрит, как плывут за окном в лунном свете пушистые зимние елки, осыпанные мягким снегом.

Мелькнет какой-то полустанок, проплывет одинокий фонарь, и опять лес, лес — черный, таинственный. Полина представляет себя среди этой ночной оглохшей тишины: стоит она на путях и смотрит, как по серебристым рельсам уходит вдаль от нее поезд, мигая красными огнями последнего вагона…

Лучшее время жизни

Олег Иванович, в кедах, в завернутом до колен трико, в майке, весь незагорело-белый, худой, в очках, вначале не слишком уверенно выводил косой полукружья по сочному разнотравью. Но через некоторое время, приспособившись к полированному узловатому древку литовки стал бросать ее все увереннее и увереннее — из-под правой рули влево, полувеером: «И — раз, и — два, и — раз…»

Отряд в подшефный колхоз на заготовку сена формировался в институте проектирования горных машин по принципу добровольности. Шли в него, как правило, пожилые горняки, родившиеся в деревне и теперь истосковавшиеся по сельскому раздолью. А Олега Ивановича Соломина, младшего научного сотрудника, напроситься в косцы заставила нужда: ему надо было решать свои жизненные проблемы, делать выбор либо-либо, а он не знал, на каком либо ему остановиться, мучился от этого и в конце концов дал деру в колхоз. «Впереди месяц времени, можно все обдумать, принять решение», — обнадеживал он себя. Был Олег Иванович человеком неглупым, тридцатидвухлетним, окончившим в Москве горный институт и считавшимся перспективным конструктором. «Вот только характера ему не хватает, — говаривал, когда был жив, отец. — Голова-то золотая, а ноги ватные».