Все оружие необходимо сдать. Я ощущаю укол страха при мысли о Джонни, о дробовике его брата, который он хранит в коробке у себя под кроватью. Интересно, что он с ним сделал. Запрещено пользоваться лодками и автомобилями, и мы должны перевести все свои часы на час вперед.
Пока я читаю, меня охватывает чувство, которого я не ожидала. Грязное, отравляющее. Стыд. За то, что это происходит с нами. За то, что мы позволили этому произойти.
Я пытаюсь уговорить себя, убедить себя в том, что мы сумеем жить по этим правилам и что теперь, по крайней мере, девочки смогут спать в своих комнатах, потому что, раз немцы здесь, больше не будет бомбардировок. И тем не менее меня переполняет стыд.
Иду сообщить Эвелин. Кладу ладонь на ее руку.
— Эвелин, боюсь, немцы высадились на Гернси, — мягко говорю я.
Она поднимает на меня глаза, ее губы плотно сжаты. Опускает вязание себе на колени.
— Не люблю трусливые разговоры, — отвечает она. — Мы не должны сдаваться. Не должны сдаваться никогда.
— Мне так жаль, — говорю я. Как будто это моя вина. — Но это случилось. Немцы здесь. И с этим нам теперь придется жить.
Она смотрит на меня. Внезапно на ее лице появляется понимание. Она принимается беззвучно плакать. Из глаз Эвелин медленно катятся слезы, которые она даже не пытается утереть. Этот вид тяжелым грузом ложится мне на сердце.
— Эвелин, мне так жаль, — снова говорю я.
Даю ей платок, и она промакивает слезы.
— Означает ли это, Вивьен, что мы проиграли войну?
— Нет. Нет, это не означает, что мы проиграли, — отвечаю я, как можно убедительнее.
Мгновенно ее слезы останавливаются. Она педантично складывает свой платок и убирает его в карман. В ней вдруг просыпается настойчивость.
— Мы должны сейчас же сказать Юджину, — говорит она. — Юджин знает, что делать.
Я обнимаю ее одной рукой, ее тело кажется напряженным и хрупким одновременно.
— Эвелин… Юджина здесь нет, помнишь? Юджин в армии.
— Тогда найди его, Вивьен, — говорит она. — Без Юджина мы не справимся.
Она снова берет в руки вязание, и воспоминание о невзгодах уносится, словно пушинки одуванчика на ветру.
Я перевожу стрелки на часах. Потом мы с Бланш затаскиваем матрасы обратно наверх.
* * *
Когда Милли уже в кровати, ко мне в пижаме и халате спускается Бланш. Она просит меня заплести ей волосы, чтобы наутро они вились.
Она сидит передо мной на диване, повернувшись спиной. Начинаю плести косы из ее шелковистых и прохладных волос. От света лампы они переливаются разными цветами. У нее карамельно-белокурые волосы со светлыми прядями там, где их коснулось летнее солнце.
