Она не поднимается. Ее взгляд цвета шерри лишь порхает по моему лицу.
— Нет нужды волноваться, Вивьен. Ты всегда слишком волнуешься, — произносит она медленно, тщательно выговаривая каждое слово. Я сама не своя от нетерпения. — Всегда так нервничаешь по мелочам.
— Эвелин, это не мелочи.
Ее лицо абсолютно спокойно, неподвижно, как будто ничего, из того, что я сказала, ее не тронуло. Мысленно я уже кричу.
Она прочищает горло.
— Вот и Юджин всегда говорит: волнуешься, тревожишься, переживаешь.
— Просто пойди и спрячься.
— Я не стану нигде прятаться, Вивьен. И мне обидно от того, что ты думала, что я стану. Кто-то должен оказать сопротивление.
— Пожалуйста, Эвелин. Просто на случай, если что-то произойдет…
— Я не собираюсь позволять этим варварам двигать меня туда-сюда, — отвечает она. — Где бы мы были, если бы все так делали?
Что бы я ни сказала, ее не убедить. Оставляю ее в кресле.
Смотрю на самолеты из окна. Они летят низко, в сторону аэродрома, и исчезают за лесистым гребнем холма. Должно быть, сели. Я еще долго смотрю на небо, запад горит красным, затем медленно становится темно-синим, но они так и не взлетают снова.
В конце концов говорю девочкам выходить из-под лестницы. Гадаю, неужели это случилось: мир раскололся.
* * *
Утро понедельника. За дверью какая-то суматоха. Это Бланш. Спрыгивает с велосипеда, на котором ездила в город повидаться с Селестой, и бросает его на землю. Она врывается в дом, и ее блестящие светлые волосы развеваются, словно флаг.
— Мам, мам. Мы их видели. Они здесь, — запыхавшись, выпаливает она на одном дыхании. Она разрумянилась и явно взволнована происходящим. — Мы видели немецких солдат, я и Селеста.
— Я ненавижу немцев, — строго говорит Милли.
— Да, милая. Мы все их ненавидим, — соглашаюсь я.
— Они такие высокие, мам, — рассказывает Бланш. — Намного выше, чем мужчины на нашем острове. Один из них купил мороженое и хотел меня угостить. Я, конечно же, не взяла. Это был клубничный рожок.
Милли пристально смотрит на Бланш, на лбу у нее появляется небольшая морщинка. Понимаю, что ее мнение о немцах слегка меняется.
— Я люблю клубничные рожки, — заявляет она.
— Они вели себя очень вежливо, — продолжает Бланш. — Один из них сфотографировался с полицейским. Он сказал, что хочет послать снимок домой, своей жене.
Она вытаскивает из сумки «Гернси Пресс». Мы раскладываем газету на столе и читаем. В ней много новых правил. Будет комендантский час: жителям острова нельзя находиться на улице после девяти часов вечера.
