— Не иначе, как гением всех времен, отцом, учителем и лучшим другом товарища Сталина величали, — выпалил Никита Сергеевич. — Давайте ребята, закусывайте! А где наши шефы? Эй, шефы, вы где?
— Идем, идем! — послышалось с кухни.
— Что вы там застряли, суп с воробьями, что ль, делаете?
Завидово еще не благоустроили. Этот первый дом, где происходила трапеза, планировался не для первых лиц, а для руководителей рангом ниже. Советское руководство и главы иностранных делегаций должны были располагаться в особо комфортабельных условиях. Основное здание только планировали строить, так же, как островерхий широкий терем для шумных застолий. Для терема этого уже разметили площадку и после зимы, собирались закладывать фундамент. На будущий год на берегу Волги должен появиться полностью законченный объект, при этом здания будут стоять обособленно, то есть находиться хотя и рядом, однако не в зоне прямой видимости. Такое размещение Никита Сергеевич подсмотрел на острове Брион в гостях у Иосипа Броз Тито.
Хрущев подошел к окну и выглянул на двор. В свете фонаря снег перед домом лежал белый-белый, пушистый-пушистый.
— Метет? — поинтересовался Булганин.
— Стихло, — не оборачиваясь, ответил Никита Сергеевич. — Помнишь, как Сталин не разрешал снег возле дома убирать, чтобы следы видеть и наверняка знать, что к нему никто не пробрался?
— Каждый вечер перед окнами следы выискивал. Не знали, где ему на ночь стелить, никогда не говорил, где ляжет. Так в четырех местах и застилали.
— Жил Иосиф, как пес. Никому не верил, всех подозревал.
— Может так и надо, когда властвуешь? — предположил Николай Александрович.
— Эй, философы! — позвал Жуков. — Давайте жахнем!
— Я — за! — отозвался Булганин. — Только водку пить не буду, мне коньяка налейте!
От спиртного у Хрущева приятно кружилась голова.
— Давайте на следующие выходные в театр пойдем? Давненько мы в театре не были! — предложил он.
— Булганина туда волоком не затащишь, у него теперь новая пассия, — высказался Жуков. — Серовы вот-вот родят, Ване дома находиться положено, да и мы с Галей над ребенком каждую ночь трудимся, так что идти тебе в театр одному.
— Тогда отменяется театр, — разочарованно просопел Хрущев и принялся наполнять рюмки.
— Нина Теймуразовна из тюрьмы письмо написала, — сказал Николай Александрович.
— Сидит? — нахмурился маршал.
— Сидит.
— Нехорошо, — покачал головой Микоян, — неправильно.
— Отпустим! — высказался Хрущев. — Ты, Коля, не возражаешь?
