Прозвучал зуммер вызова. Мак-Кейб принял информацию, а Робинсон нажал на газ и включил сирену.
— Нападение, — бросил Мак-Кейб.
Оказалось, два юнца на 116-й улице выхватили сумочку у какой-то женщины. Юнцы сбежали, а женщина была в шоке, плакала — словом, ничего серьезного. Пока Мак-Кейб успокаивал женщину и убеждал зевак разойтись, Робинсон взял описание нападавших, выяснил содержимое сумочки.
— В этом городе, наверно, десять тысяч сопляков, готовых выхватить сумку, и как их найти, а если и найдешь, то что с ними делать? Так ты говоришь, что был в Лос-Анджелесе?
— Несколько раз.
— Мерзкий город, — сказал Робинсон. — Едва держится.
— На что он похож? — Мак-Кейб хотел знать все.
— Трущобы такие же, если не хуже.
— А Голливуд, Беверли-Хиллз?
— Много солнца. Когда нет смога.
— Черт побери, — размечтался Мак-Кейб, — ни тебе плащей, ни снега, — оттруби еще шесть лет, а потом бери жену и мотай на запад.
Мы остановились, и Робинсон выписал квитанцию на грузовик, неправильно припаркованный перед пожарным гидрантом.
— Ты принимал когда-нибудь роды? — спросил я его.
Он ухмыльнулся и глянул на меня в зеркало.
— Спроси Мак-Кейба.
— Семь раз, — ответил Мак-Кейб. — Это я не говорю о тех случаях, когда приходилось отвозить их в госпиталь. Семь раз от начала до конца, включая шлепок по заднице младенца, чтобы заставить его кричать.
— Один раз даже была двойня, — вспомнил Робинсон.
— Как вы себя при этом чувствовали? Ну, когда делали это, и ребенок живой и плачет?
— Отлично чувствовали.
— Паришь в небесах, — сказал Робинсон. — Хорошее чувство. Так же, наверно, чувствует себя наркоман, когда после нескольких неудачных попыток попадает наконец иглой в вену. Замечательно.
— Это компенсирует все остальное?
Последовала долгая пауза, прежде чем Мак-Кейб спросил меня:
— Что именно?
— Один сукин сын, — сказал Робинсон медленно, — приставил свою пушку мне к животу и трижды нажал на курок. Нет, не компенсирует.
— Вшивый ночной рейд, — пояснил Мак-Кейб. — Такое случается один раз из тысячи.
— Он пролил негритянскую кровь, — сказал Робинсон.
Следующие десять минут мы ехали молча. Возможно, из-за последней фразы Робинсона, возможно, им просто не нравилось, что я сидел на заднем сиденье. Затем они получили вызов, и Мак-Кейб объяснил, что что-то случилось в доме на 118-й улице.
— Что-нибудь веселенькое, — сказал Робинсон. — Пол провалился, потолок обрушился, детей крысы съели. Я вырос в таком доме. Не могу этого простить отцу. До сих пор не могу.
