Глаз обезьяны | страница 3
В следующее мгновение в мое тело, словно в отсиженную ногу, в которой возобновился ток крови, вонзились тысячи крохотных игл. Прошла минута, другая. Миха, не отрываясь, смотрел на меня. Как Дарвин на обезьяну, прямо у него на глазах превращающуюся в человека. Наконец, он поморщил лоб, почесал волосатую грудь в вырезе халата и то ли спросил, то ли предупредил:
— Поднимем уровень сигнала до максимума.
«Не надо, Миха», — хотел, выплюнув похожий на боксерскую капу электрод, попросить я, но не успел. Из подключенного к компьютеру диагностического прибора вдруг выплыла небольшая шаровая молния, покачалась недолго над столом и взорвалась. Напуганные вспышкой паркетные плашки приподнялись на тараканьих лапках и запоздало бросились врассыпную.
— Миха-а! — закричал я, избавившись, наконец, от капы.
Открывшийся под паркетом бетон, оказался вовсе не бетоном, а серой кисельной массой, в которую я тут же начал погружаться.
— Владик, ты меня слышишь? — Вопрос напомнил мне зов волка из «Ну, погоди!», и я хихикнул. — Ну ты и гад!
— Я же и еще и гад, — Я осознал себя лежащим на прокрустовой кушетке в Михином кабинете. — Мистер, отойдите. От вас плохо пахнет.
— Это «Кензо»! — оскорбился Миха, но послушно отступил на пару метров.
— Плохо значит — сильно. Из пригоршни поливался?
— Работает, — благоговейно прошептал Миха, — Влад, у тебя же хронический гайморит.
— Был, — ухмыльнулся я, усаживаясь. — Между прочим, с гайморитом лучше. Ты бы знал, какая отвратительная вонь в твоем кабинете…
— Сейчас форточку открою, — рванулся Миха.
— Погоди, я сам… Как непривычно. Со ступней словно срезали кожу, — охая и вздрагивая, будто по острым камням, а не по гладкому полу, недоверчиво косясь на паркетины, я подошел к окну.
— Русалочка, блин! — прокомментировал мои ужимки, немного оправившийся от испуга Миха.
За стеклом творилось нечто невообразимое. Даже не знаю, как описать. Ощущение такое, словно еще утром мое зрение было черно-белым, а сейчас его апгрейдили до цветного. Ужасно!
— Миха, а это пройдет? — спросил я, не в силах оторваться от разглядывания мира.
— Должно, — как-то неуверенно ответил доктор Швайбер и попросил, — Опиши впечатления, а?
— Описать?
— Только без мата.
— Тогда, слов нет. Сплошной садомазохизм. Как это объяснишь? — я прислушался к себе. — Ну, вот, например, я почему-то уверен, что стоит мне выйти на улицу, как я тут же найду ножик или кошелек.
— Какой ножик? — в голосе Михи отчетливо прозвучали профессиональные интонации.