— Что-то ты неважно выглядишь.
— Ты сам завел разговор о еде, а я не ела весь день.
Отлично!
Мэтт приложил ладони к ее щекам.
— Слушай, если я добуду тебе чего-нибудь пожрать, ты можешь дать мне слово, что не вывернешь все это на мои штаны, как Джэксон Поллок — краски на свои холсты?
Холли захихикала, и он принял это за знак согласия.
— Тогда идем.
— Я знаю отличное местечко.
Мэтт шел сзади, направляя ее через толпу, и осознавал, что еще пожалеет о том, что сейчас делает.
Город, который никогда не спит, показался ему довольно сонным. На углу у забегаловки возле Таймс-сквер ошивалась пара бродяг. Кроме них вокруг не было ни души. И очень напрасно, потому что оладьи с кленовым сиропом, которые он с удовольствием отправлял в рот, казались настоящим райским наслаждением, возможно, из-за того, что где-то в глубине тихо играли «Битлз»: «Все, что нам нужно, — только любовь», придавая всему определенное ностальгическое очарование и иронизируя над окружающей обстановкой.
За окном занимался серый зимний рассвет. Чистое ночное небо, резкий колючий воздух, бродяги, безрадостно бродившие по улицам, — на их измученные тела было надето все, что у них было в наличии. Они очень походили на пугало из сказки «Волшебник из страны Оз». За исключением этих несчастных, других признаков жизни на улицах никто не подавал. Иногда проезжало случайное такси, да кое-где уборщики улиц начинали опробовать свои силы.
Холли запихнула в свой хорошенький розовый ротик омлет с беконом, прожаренным до такой степени, что его можно было разломить пополам. Для человека, которого, казалось, мог унести случайный порыв ветра, у нее был неплохой аппетит. Ее маленькое личико с заостренными чертами утопало в беспорядочной копне белых кудряшек, и Мэтт поймал себе на том, что размышляет, было ли употребление наркотиков с ее стороны таким же бесконтрольным, как и ее волосы. Он посмотрел на нее из-за своих оладий. Холли постепенно трезвела, ее впалые щеки приобретали румянец, и она больше не походила на кандидата для рвотного пакета, что уже само по себе было большим достижением.
Мэтт попытался угадать, сколько ей лет. Двадцать три? Двадцать четыре? Может, немного старше. В наши дни очень трудно определить возраст женщины. Его тринадцатилетняя племянница выглядела на все двадцать восемь. Не из-за этого ли Холли вызывала в нем скорее родительские, нежели репродуктивные инстинкты? Кто знает. Оставалось надеяться, что его апатия не была вызвана СДФ — Синдромом Джози Флинн. Иначе до конца жизни ему грозила перспектива сравнивать всех женщин, с которыми его сведет судьба, с мимолетной Джози. Как можно было вынести тайную и невозможную мысль о том, что в один прекрасный момент ты нашел свою вторую половину, а в следующий — потерял по собственной идиотской неосторожности?
