– Меняемся?
Оливия изобразила изумление:
– Вы хоть понимаете, что сейчас все полицейские в этом квартале пристально следят за нами?
– Понимаю. Вас это волнует?
– А вас?
– Нет. Насколько я понимаю, многим моя честность не по душе.
Нехотя вздохнув, она направилась к пассажирскому сиденью.
– У вас все черное или белое, да? Правда или ложь. Хорошо или плохо. Представляю, как вам бывает холодно и одиноко!
– Лив, я не всегда оказываюсь прав, но не склонен превратно истолковывать факты. Иногда я ошибаюсь в людях. Вот как в вас ошибся. Извините, что я судил о вас по меркам всех обычных копов.
– Обычных – вроде моего отца?
Гейб раздосадованно вздохнул, открывая дверцу.
– Я не знал о том, что ваш отец попал в аварию, и о том, какие чувства он испытывал, когда вынужден был уйти в отставку, не найдя убийцу. Я судил обо всем с точки зрения жертвы, критикуя ваше управление за то, что там не проявляют особого энтузиазма в расследовании. Если мы заставим преступника понести наказание за то зло, которое он совершил, мы хоть как-то возместим потерю…
– По-вашему, мы этого не понимаем?
– Я всегда считал, что защищать в первую очередь нужно жертв и их близких…
Ее глаза сделались темно-зелеными; в них бушевала ярость.
– Почти всегда мы делаем свое дело как надо. Убираем плохих парней с улиц, за что нас благодарят жертвы и их близкие. Почему вы об этом не напишете?
Потому что ему трудно смотреть на происходящее позитивно, когда в душе угасли радость и надежда. Так было до тех пор, пока дело не поручили Оливии Уотсон.
– Не сомневаюсь, ваш отец пытался найти убийцу Дэни. Если он обладает хотя бы половиной вашей решительности, он, конечно, делал все, что мог. До сих пор я не совсем понимал, как далеко пойдут Лиланд Эшер и сенатор Маккой, чтобы скрыть свой сговор. Зато понимаю теперь. Я постараюсь объективнее относиться к вашим коллегам.
– А вы в самом деле складно говорите. Как вы отнесетесь к тому, чтобы какое-то время помолчать? Мы не будем говорить ни о пожаре, ни о деле, ни о моих родственниках…
– Оливия, и все-таки кое о чем нам нужно поговорить.
О поцелуе. О том, какое тепло шло от него и разливалось по всему ее телу. О неожиданной эмоциональной близости. Только на сей раз все будет по-другому – не на бетонном тротуаре, в дыму.
Оливия не дура. Густой румянец подсказал: она прекрасно понимает, куда он клонит.
– Десять минут, Гейб. Прошу вас. Мне нужно кое в чем разобраться и собраться с силами.
– Значит, то, что между нами было, припишем вашей боязни мелких грызунов? И сохраним все в тайне?
