— Мнѣ жить недолго, отвѣтила бабушка, — дай мнѣ повеселить внучку. Молода-то она, молода, а глядь черезъ пару годовъ подъ вѣнецъ везти надо.
— Что вы это, маменька, я и слышать не хочу отдавать ее замужъ спозаранку.
— И я слышать не хочу, шепчу я, прижимаясь головой къ колѣнямъ бабушки, ибо я сижу у ногъ ея, на чугунной скамеечкѣ, покрытой краснымъ сафьяномъ.
Она гладитъ меня задумчиво по головѣ и говоритъ тихо:
— Да, теперь времена другія, а меня отдали замужъ 15-ти лѣтъ.
Всѣ молчатъ. Молчитъ матушка, молчатъ тети, молчитъ батюшка. Всѣ знаютъ, что не легка была жизнь бабушки, хотя она была красавица, скромница и доброты ангельской. Вздыхаетъ бабушка глубокимъ, но тихимъ вздохомъ, и въ этомъ вздохѣ мнѣ слышится что-то невѣдомое, таинственное и даже страшное. Сердце чуетъ, что не всегда живется такъ на свѣтѣ, какъ живется мнѣ теперь въ семьѣ, въ холѣ, въ любви и мирѣ!..
Но не время задумываться. Къ крыльцу катятъ кибитки, одноколки, кареты, брички, и наполняется большой Щегловскій домъ. Сама губернаторша пріѣзжаетъ, пріѣзжаетъ и жена предводителя съ красавицей дочкой, пріѣзжаетъ и полковникъ, командиръ полка, который стоитъ въ Мещовскѣ, и обѣдъ обильный, хотя и незатѣйливый, оглашается полковой музыкой. Это сюрпризъ полковаго командира. Послѣ обѣда всѣ разъѣзжаются, оставляя насъ довольными и утомленными. Разговоровъ хватаетъ на двѣ недѣли, и воспоминаній — на цѣлые мѣсяцы.
Незамѣтно подходитъ осень, начинаются туманные и пасмурные дни, дождь мороситъ, и нельзя сказать, чтобы было особенно весело. Тетушки прилежнѣе прежняго нижутъ бисеръ, бабушка беретъ эти нитки, нанизанныя по узору, и вяжетъ кошельки. Работаютъ молча. Иногда бабушка скажетъ:
— Сашенька, поди-ка сюда, рядъ не выходитъ: ошибка.
Тетя Саша подходитъ къ матери, считаетъ и говоритъ:
— Да, ошибка, но это ничего — лишняя бисеринка; я ее сейчасъ расколю.
Она беретъ большую булавку, вкалываетъ ее, и бисеринка лопается.
— A вотъ бѣда, когда одной бисеринкой меньше, тогда весь рядъ перенизывать надо.
Опять молчаніе, покуда тетя Саша не встанетъ.
— Ты куда? спрашиваетъ тетушка Наталья Дмитріевна.
— Я, сестрица, въ оранжерейку. Моя Mimi (тетина любимая канарейка) вѣрно уже скучаетъ. Пора ее выпустить.
И тетя Саша возвращается съ канарейкой на плечѣ, которая чирикаетъ, и скоро задаетъ круги по всей комнатѣ, къ общему удовольствію, и наконецъ садится бабушкѣ на чепчикъ. Милая наша старушка улыбается. Черезъ часъ Mimi уносятъ въ ея комнатку.
