Парадокс о европейце | страница 14



Ты пугаешь меня узурпацией власти в Кремле. Но, как я помню с юности из соответствующего стиха: русское тиранство – дилетантство. Да объяви себя новоизбранный президент хоть пожизненным, хоть монархом – что с того. Что бы там ни брюзжало московское либеральное сообщество, выбран он по всем правилам больше чем половиной избирателей безоглядной и безотрадной нашей страны. Впрочем, и это совершенно неважно. Как я тебе уж, кажется, докладывал, всеобщее избирательное право – это елочная игрушка, детская забава, заводная поделка, политический мираж. Рябой это хорошо понимал, устраивая из фиктивных выборов праздничный ритуал с музыкой и выездными дешевыми буфетами на избирательных участках. Этот ритуал всего лишь такая утешительная иллюзия для народа, сказка на ночь. Причем так дело обстоит в той или иной мере во всем мире. По-видимому, единственная эффективная система власти из всех придуманных человечеством это конституционная монархия. То есть система аристократического правления – палата общин тоже ведь для блезира, чтобы писать законы и управлять, надо все-таки окончить Кембридж или Оксфорд. Именно монархия, контролируемая палатой лордов, позволила некогда Англии стать мировой державой, покорить мировой Океан хоть военной силой, хоть с помощью пиратов, использовать сполна плоды промышленной революции и придумать такую цивилизованную форму мордобоя, как бокс, как говаривал незабвенный Расплюев. Конечно, у нас с законодательной ветвью власти дело обстоит слабовато, но все ж таки четыре партии в Думе представлено, куда больше.

Коррупция? Неправый суд? Вот еще ты пишешь какие глупости. Так куда ж в России без взяток и воровства? Как писал Витте о благополучнейшем царствовании Александра Третьего: кто пожиже – тот берет, кто посильнее – грабит. И когда это у нас процветало право? При Плевако с Кони, что ли? Конечно, если завтра наш народец отселить на Луну, а Россию заселить, скажем, голландцами, то злоупотреблений будет куда меньше. Но мы любим родную природу! Мы – увлекающиеся. У нас если марксизм, так сразу ГУЛАГ, если феминизм, так сразу все начальники среднего звена – бабы. Мы середины не знаем, как известно. К тому ж мы всегда боремся, без борьбы мы зачахнем. Подметать нам, как известно, скучно, дело немецкое. Не знаю, не знаю, но все одно – чем дольше я живу на своем острове, тем больше издалека любуюсь своей бедной родиной. Заменить-то все равно нечем!

Но вся эта моя элоквенция меня самого не до конца убеждала. Что-то меня беспокоило. Скажем, я не мог бы ответить себе на вопрос: будь я в Москве в те дни – пошел бы или не пошел. И отвечал себе, что будь я двумя десятками лет моложе – непременно пошел бы. Так что расписанные мною в письмах к товарищу обывательские мнения были во многом рассчитаны, чтоб его поддразнить и раззадорить. Конечно же я понимал, что массовое давление на власть снизу – вещь совершенно необходимая, оно ставит барьер равнодушию Кремля и убогому правотворчеству его цепной Думы, но… Положа руку на сердце я должен был бы сознаться себе: я отошел в сторону. Я возомнил себя буддистом, который сидит на высокой горе и равнодушно наблюдает за происходящим в долине. А раз так, мне нужно было убедить себя, что там, внизу, непосвященные людишки не могут же руководствоваться высокими мотивами. И что движут ими, скорее, инстинкты. Я смутно помнил одну книжку, в которой описывался студент, принимавший участие в антивоенных манифестациях 1914-го года в Москве. И рефлексии героя по этому поводу.