– А пусть ее родители не улетают! – в полном ослеплении выкрикнул я.
– Разве ты можешь подобное требовать? – Мама не поучала, а задавала вопросы. – Ты уверен, что чувства твои надежнее чувств матери и отца? И прочнее? Ты клянешься, что будешь обожать ее вечно? Но если это неправда, которую ты в горячке сам принимаешь за истину? И если, таким образом, это обман?
– А ты всегда говоришь только правду? И ничего не скрывала, и ни разу никого не обманывала? Вспомни-ка Евпаторию!.. – выпалил я.
Палить по родной матери? Но я был влюблен – палил, как иногда случается на войне, «по своим».
– Только правду не говорит никто, – тихо ответила мама.
После Майи я еще два раза влюблялся навечно.
Притом, что пока не успел даже распрощаться со своим юным возрастом. Сколько же сотрясений у меня впереди!
Однажды я высказал эту мысль маме, когда мы прогуливались перед сном.
– Бывает по-разному. Сначала сходят с ума, а после…
– Ты ведь тоже очень любила отца? – зачем-то спросил я.
– Очень я любила Александра Савельевича.
– Да-а? – растерялся я. Может, мама все-таки решила говорить правду всегда?
– И он не нуждался в моих медицинских советах, потому что сам был врачом.
– Но отец-то очень тебя любил!
– Очень он любил, я думаю, ту женщину… с кудряшками.
– Так почему ж ты не ушла?! И он не ушел?
Мама долго не отвечала.
– Я хотела, чтобы у вас с Кларой была мать… а он хотел, чтобы у вас был отец. А вместе мы хотели, чтобы у вас был дом.
Мы брели по тому же бульвару, по которому от отца убегало счастье.
– Какие же мы с сестрой сволочи! – сообщил я самому себе вслух.
– Зачем ты так? – возразила мама.
