— Фамилия. Имя, — каркает Тимон.
— Фамилия. Имя, — повторяет Эдуард Иванович.
— Вступая в ряды Всемирного Человеческого Движения имени Марихуана Опиумова перед лицом своих товарищей, — Тимон буравит взглядом Степанчука. Тем же каркающим голосом продолжает, — торжественно обещаю горячо любить свою Планету-Мать, жить, учиться и бороться, как завещал нам великий Марихуан Гашишевич, как учит нас интеллектуально-духовная Партия — всегда выполнять Законы ВЧД.
— ВЧД, — эхом откликается Степанчук.
— От себя хочу добавить, что за нарушение этого вашего торжественного обещания вы будете лишены партийного билета и бесплатной поездки по линии нашего движения на планеты Вайкхунти. Подойдите сюда. Становитесь на колени. Целуйте знамя.
Старик тычет свои лохмотья в лицо Степанчуку. Майор вдыхает тяжелый запах. Касается материи губами.
— Вставайте, — говорит Тимон. — Теперь вы не мальчик. Степанчук поднимается с колен. Облизывает пересохшие губы.
Вытирает ладонью лоб.
— Не забывайте о том, что наша Планета-Мать окружена плотным кольцом черных планет-врагов. Помните: с развитием интеллектуально-нравственного и космического самосознания, участником которого вы теперь становитесь, обостряется внутренняя и внешняя борьба самосознаний. В связи с вышесказанным вы должны учиться преодолевать трудности.
— А вода? Где же вода? — спрашивает майор.
— В настоящее время, — поясняет Тимон, — на Планете, наряду с нехваткой продовольствия и гуманитарной помощи, наблюдается отсутствие водных ресурсов. Вы свободны.
Старик кашляет. Разворачивается и идет, опираясь на посох. Степанчук кидается ему вслед.
— Да ты что, сдурел, дядькоплет старый? Что за шутки? Я…
— Мра-азь! — орет Тимон. — Опять «я»! Оставь свое «я» в хлеву, скотское отродье! Еще одно «я», и я обломаю о тебя, пакость, свой посох!
«Не-ет, — думает Эдуард Иванович, — это ни в какие ворота не лезет. Что за тип?.. То он, вроде, Тимон, то несет ахинею, как обычный партийный дятел. Ну, ничего. Пусть меня только из пустыни выведет, а там я ему покажу кузькину мать».
— Безликое существо, — бормочет афинянин. — Лучше бы ты родился ослицей. Тогда мешок с человеческими мерзостями был бы хоть немного полегче. Какое великое счастье я испытал бы, если б на земле остались жить одни дикие кони и клопы.
— Тимон! — майор стаскивает и сбрасывает мокрую от пота рубашку. — Клопы — это хорошо. Ты обещал напоить меня…
— Гиена зловонная! За всю свою жизнь ты не заслужил и глотка воды. Пойми, безмозглая вошь, что если уж тебе удалось обмануть природу и появиться на свет, то это не дает тебе права все пожирать и выпивать вокруг. О, гадкий человеческий род! Вместо того, чтобы думать о пище духовной, он, погрязая в творимом им дерьме, которое зовется материальными благами, уничтожает мироздание! Вот основной смысл существования! Вот его природа! С чем я могу сравнить столь нелепое гнусное создание? Ни с кем и ни с чем. Своими плотоядными подошвами, Степанчук, ты оскверняешь песок в этом райском непорочном уголке. Хоть это ты понимаешь?
