Здесь есть даже балкон и из него можно вылезти на строительные леса, делать там упражнения, как на шведской стенке. А вот под балконом на водосточной трубе сидит какой-то мальчишка, забрался почти до нашего этажа, сел, как на канате в спортивном зале, и канат этот крутит. Вот! Часть трубы выскочила из общего рукава, и он повис на ней, раскачивается. Внизу песочница, но он пролетит мимо, прямо на асфальт. Качается, будто он на качелях, а-а, я видела, как Тот в спектакле качался, «Тот, кто получает пощечины», на перекладине. Подумаешь!
– Не упади! – кричу ему с балкона.
– Не о чем, что ли, поговорить? Ты лучше вылезай сюда. Боишься?
– Чего мне бояться? А вот ты разобьешься.
А он перепрыгнул, ну, честное слово, наверное, минуту был просто в воздухе, перепрыгнул на леса, одними руками, ноги болтаются; не удержался, упал ниже, ухватился за перекладину; выпустил, ниже, ноги маятником; все, рухнул, и точно, прямо на асфальт. Скорчился, как комок бумаги, бело-серый, маленький, а, наверное, постарше меня; дернулся, ногой несколько раз дернул и затих; перевернулся на спину, руки на груди. Ветер поднялся, ходит по нему, а он лежит. Я полезла с балкона, быстро спустилась, сорвала какой-то цветок, засохший одуванчик, и ткнула ему в щеку. Глаз открыл, но мертвый, как у голубя.
Девчонка идет, на ходу, воображала, читает книгу, обязательно попробую. На мальчишку посмотрела, фыркнула:
– Гений! – и мне: – Гений – кличка у него такая. Юхан Вийдинг. Во-он его окна. Он говорит, что будет великим артистом и великим поэтом.
– Будет, будет тебе! – зовет кто-то из его окон, – иди обедать!
То есть это не то чтобы дневничок, реальные записи я сожгла как-то в большом эмалированном тазу, но воспоминания о том, каким этот дневничок мог бы быть…
Итак, я пишу письмо Юхану:
А помнишь, я как-то спросила у тебя, – мы тогда ехали в поезде на соседних полках, – нет ли у тебя комплекса мужчины маленького роста?
«Именно! – ты вскочил и, передразнивая полночь, симулируя отчаяние и высокие каблуки, залепетал скороговоркой: – Именно. Второй день чувствую комплекс Пушкина».
А потом, в темном проходе купе, под изможденной, малокровной лампочкой, похожей на молочное тусклое вымя, выводя за руку из строя и снова втискивая, разместил целый пионерский отряд, где ты был самым первым по росту. «Вот, а за мной уже Пушкин, Наполеон, Моцарт и еще семь человечков в затылок». И руки отвел назад, проверяя, чтобы держали линию.
