— Вре… врешь!.. — встала на пороге Паша. — Никуда он не поедет… Мы скоро с ним в загс…
Не дослушав сестру, Дунька вдруг метнулась к окну и перевесилась через подоконник.
— Никодим… Никодим-то!.. Как заяц… Ой, матушки! — завизжала она от радости и заболтала ногами.
Анисья не слышала. Стоя боком к иконе, она молилась о счастье дочери. Пашка подошла к окну. По улице бежал Никодим. Следом за ним в разорванной на плече рубахе гнался босой Славка.
Никодим повернул к Пашкиному дому, вбежал в сени и защеколдил дверь.
— Подлец!.. Отца родного за грудки… Зверь!
Славка напирал плечом на дверь снаружи.
Никодим ощерился и храбро закричал:
— Иди, иди, балуй… Бегай за девками… Из дома гвоздя не получишь. Сенины не выделю.
Потом ворвался в избу и заорал на Анисью:
— Старуха, попридержи Пашку! Я из-за нее дом делить не буду… Дом тебе не каравай — новый не испечешь…
Славка прошел через двор и появился на пороге избы. Лицо его было красно и перекошено злобой. Никодим попятился, сел на лавку и слабым голосом сказал:
— Ну что же, бей… Бей, коли так! Эх, бессовестная! — обернулся он к Пашке. — Подхватила женишка без сватов, без сговоров.
Потом, подкинутый новым припадком ярости, Никодим рванулся к сыну:
— Дай отцу в зубы… Ну дай!
В окна заглянули мальчишки. Кто-то крикнул:
— Крякуновы делятся!
Паша поняла, что Славка пьян. Она заломила ему руки и вытолкала в сени:
— Уймись ты… Мужик горячий!
Славка сначала сопротивлялся, но Пашка вывела его за крыльцо, умыла холодной водой из рукомойника.
Славка немного протрезвел, встал в позу и погрозил родному дому:
— Погоди же ты, самодур Торцов, мы еще посчитаемся!
Он клял отца за отравленное детство. Он, Славка, сидел в доме, как кролик в клетке, ленивый, сонный, откормленный. Он ничего не смел сам хотеть и делать. На все были сестры, мать, Никодим. Когда же ему удавалось юркнуть из клетки в широкий мир, где были дружки, лес, поле, караси в заводи, ворованные горох и репа, то по возвращении его ждал широкий солдатский ремень. Порка превращалась в священнодействие. Сестры и мать плакали, а Никодим приговаривал:
— Ничего, это пользительно, вроде лекарства. Дурь перебивает.
Славка подрос. Никодим отвез его в город, отдал в техникум.
Уже в первый год Славка иронически оценил все хлопоты отца:
— От жиру в ученье отдал! Теперь поди бахвалится: сад на сотню корней, дюжина колодок с пчелами и сын в ученье. А без него будто к свету не пробился бы…
Славка понимал: жизнь теперь не та, что в старое время, и он не пропадет и без папаши. Надо будет — он всегда сможет уйти из дома, вытребовать у родителей свою долю наследства, пожаловаться на самодурство отца в сельсовет.
