— Не совсем понял, — сказал я.
— Хорошо, перейдем на более понятный уровень. Вы душитесь духами, которые одним нравятся, а другим нет. И тогда у вас легко осуществляется контакт с теми, кто любит эти духи, и никакого контакта с теми, кто их не любит. Причем не важно количество этих духов, достаточно, чтобы их было хотя бы несколько молекул.
— А есть такие…
— Молекулярные соединения, вы хотите сказать?
— Да, именно они, которые вызывают всеобщую любовь?
— Есть, как, впрочем, и всеобщую ненависть.
— И где их изготавливают?
— Нигде, у нас нет ни экспериментального, ни промышленного их производства.
— А за рубежом?
— За рубежом не знаю, хотя я читал несколько статей в химических журналах, которые краем касались этих проблем, но не больше.
Обратный рейс был у меня на следующий день, и остатки этого дня я потратил на то, чтобы отблагодарить бутылкой коньяка коллегу, курировавшего институт, и побродить по Москве.
На следующий день я уже был в Карлхорсте. Однако на службу не поехал: было начало десятого вечера, и я направился домой.
Во дворе дома я увидел Ухналева, моего земляка и сотрудника американского отдела.
Год назад я пробирался на свое место в шестом ряду Берлинской оперы и наступил на ногу молодому человеку. Я тут же извинился, сказав:
— Фешен зеен зе бите.
— Бите, бите, — ответил он.
«Странный какой-то немец», — подумал я, а на следующий день встретил «странного немца» в коридоре Аппарата Уполномоченного…
— Привет, — сказал мне Ухналев. — Как там столица?
«Твою дивизию, — подумал я, — вот тебе и конспирация…»
Но Ухналев не стал говорить, откуда он знает про мою командировку.
— Ты завтра пойдешь в контору, — продолжил он, — будь готов к тому, что дядя Женя тебе устроит разнос, если не больше.
Еще раз, мысленно выругавшись, я поблагодарил Ухналева за предупреждение и вошел в подъезд. Если уж сотрудник другого отдела знает, что его коллегу собирается оттянуть сам Уполномоченный, значит, мои дела совсем плохи. Но что могло произойти: провал моих агентов или того хуже — их предательство?
После кебаба официант принес чай, и разговор пошел более неспешно. Начали с обсуждения чая и сладостей, которых в Турции, как и в Каморкане, превеликое множество, и того, что на Востоке сладости слаще сахара.
— Мозг требует сладкого, — сказал Фарук и насыпал в чай сахару, а затем стал пить сладкий чай, заедая его засахаренными фруктами.
— А удар по печени? — поинтересовался Расим.
— Да какой это удар, — засмеялся Фарук, — одно удовольствие!
