Конни постелила мне на диване в отдельной комнатке, сказала, что могу спать сколько пожелаю — все уходят из дому уже в семь утра.
— Сегодня у меня был выходной, я медсестра.
Я растерянно моргнула. Медсестра. Как моя мама. Если Конни и заметила мою реакцию, она не подала виду и продолжала:
— Завтра у меня смена с шести утра, домой вернусь только вечером. Тодд заберет Мишель из школы. Кори ездит на автобусе. А потом отец повезет их на занятия, — ей определенно было неловко. — Чувствуй себя как дома, ладно? Вот полотенца. Еще что-нибудь нужно?
Я покачала головой, поблагодарила и вернулась к отцу в гостиную. Он смотрел телевизор. Конни проверяла уроки у детей, готовила ванну для Мишель.
Я все ждала, чтобы отец обратил на меня внимание. Не дождавшись, проговорила:
— Может, мне позвонить домой?
Отец отвел взгляд от экрана, помедлил:
— Э-э… ну конечно. У тебя в комнате есть телефон, звони запросто.
Он не спросил ни про маму, ни про Рона, да и я о них не рассказывала.
Вот тут до меня дошло. Это ошибка. Я приехала, чтобы найти выход из своих проблем, разрешить смятение, — но счастливого финала не предвиделось. Знай я про Конни и детей, ни за что бы сюда не приперлась. Отец оказался вовсе не трагическим героем, одиноким и потерянным, — таким я представляла его, вспоминая бабушкины рассказы, — тоскующим о покинутой им семье; он вовсе не жаждал быть спасенным, чтобы в ответ спасти меня. Он нашел себе другую, начал новую жизнь, так что нечего было рассчитывать на его счастливое возвращение в семью, о которой он не вспоминал все эти годы.
Утром я проснулась под звуки обычной семейной суеты — его семьи. Меня словно вообще не существовало на свете. Я не стала даже вставать с кровати, дождалась, пока в доме стихнет, и лишь потом начала одеваться. Вспомнила, как звонила накануне деду, — он так обрадовался моему голосу. И мгновенно замолк, услышав, где я нахожусь.
— Ты не вернешься домой, Анжела? — Вздох в трубке.
— Нет.
— Я разговаривал с твоей матерью. Она очень волнуется. Постарается прилететь ближайшим рейсом. Но если ты не намерена возвращаться, ей, вероятно, лучше остаться в Индии. Что мне передать ей, Анжела? Попросить вернуться?
Да, да! — хотелось мне крикнуть. При этом я думала о мужчине, сидящем в соседней комнате, — о моем отце, которому нечего мне сказать, а ему нет дела до того, что говорю я. И я сдержалась.
— Нет. Я не вернусь.
Сейчас, вспоминая вчерашнее, я расплакалась. Оказалось, у меня нет никого, кроме мамы. Мамы, и Дедушки Пелтона, и Рона. Дом, где я проснулась сегодня, принадлежал семье, в которую я ворвалась силой. Я была не настолько глупа, чтобы не понимать этого. Но все равно было ужасно больно.
