Не заметил, как подошел Каша. Он ласково потрепал меня по плечу. Не скрою, я не чувствовал особой радости от этого прикосновения.
— Я очень доволен, Юра, — сказал Каша. — Вот узнает Золотов, что ты хорошо оперировал, и к Захарову будет лучше относиться, да и ко мне, когда перейду в хирургическое отделение. Возможно, и Золотов будет скоро разрешать оперировать… Я очень доволен, Юра, — ведь каждый успех, каждая неудача любого из нас отражается на всех троих.
— У тебя иногда рождаются гениальные мысли, Игорь! — сказал я. Минуту погодя я спросил: — А тебе не надоело еще в терапевтическом?
Дождь брызнул вдруг как из лейки, и Каша спрятался под балкон, поддерживаемый толстыми четырехугольными колоннами. Оттуда он крикнул:
— Что ты, Юра! Терапия — увлекательнейшая наука… Ой! Шприцы полопаются! — Через мгновение он исчез в вестибюле.
В такой день его мысли заняты какими-то шприцами.
Едва он исчез, на крыльцо вышел Чуднов. Сейчас и он начнет поздравлять. Конечно! Я поблагодарю его… Странно! Куда это он? Не заметил меня.
Из окна второго этажа высунулась Валя:
— Юрий Семенович, вас дежурный врач зовет.
Что еще там такое? Я бросил папиросу, поправил галстук, застегнул на все пуговицы халат. Перед больными и старшими всегда надо быть в полной форме. Уж где-где, а здесь я не давал себе поблажки никогда.
В дверях вестибюля я встретился с Кашей. Он посторонился, чтобы пропустить меня:
— Иди, иди, Юра! Как-никак герой дня!
То-то же!
Дежурил Вадим Павлович, очень странный человек — единственный врач в больнице, который, кажется, страдает оттого, что больные все реже стали умирать.
Как он был удивлен, когда узнал, что мотоциклист Лобов, вероятно, не умрет! «Да?» — сказал он. И вдруг так засмеялся, что я испугался за его здоровье.
Я постучал в дверь ординаторской, услышал «да!» и вошел.
Вадим Павлович сидел за большим письменным столом. Перед ним лежала толстая потрепанная книга, наверно роман.
— Вы знаете, что сегодня дежурите?
— Впервые слышу.
— По графику — ваш день. Возражений нет? — спросил он.
Откровенно говоря, в субботу дежурить не хотелось.
— Придется, — сказал я.
— Вот-вот. Никуда не денешься. — Он беспомощно развел руками и засмеялся.
— Где прикажете находиться? — спросил я.
— Держать вас около себя не собираюсь. — Он все еще улыбался. — Будьте где-нибудь в больнице. Думаю, мы разыщем вас, если понадобитесь. Иголку и в стогу находят. Салют! — Он хлопнул ладонью по роману. Я понял, что свободен, и вышел.
