!.. Особенность двадцать третьего уровня эволюционного процесса в том, что он происходит уже не в природе естествоиспытателей, а в сознании и
как сознание. Его цель – сотворение СОВЕРШЕННОГО СОЗНАНИЯ, как целью биологической эволюции было же сотворение СОВЕРШЕННОГО ТЕЛА. Ещё одна – труднопонимаемая – особенность в том, что в точке достижения совершенства СОЗНАНИЕ И ТЕЛО суть ОДНО И ТО ЖЕ. Психологи, физиологи, психофизиологи оттого и не могут найти сознание в теле, что ложен и абсурден сам их поиск. Сознание (душа, Я) не расположено в теле, а
есть тело. По нынешнему состоянию это крохотная, мизерная часть тела, подавляющая громада которого бессознательна. Эволюция, начиная с двадцать третьего уровня, есть превращение, преображение, возгонка телесных процессов из бессознательного в сознание, где они и протекают КАК сознание. Следует учесть: телесные процессы – это не только физически-материально данные органы, но и вся динамика их связей и взаимодействий,
жизнь, а равно и
инстинкты, влечения, ощущения. Наши – расхожие или научные, всё равно – представления о теле не идут дальше
трупа, потому что мы фиксируем только ставшее и, как ставшее, мёртвое. То, что мы называем человеческим телом, вовсе не тело, а картография тела, которая относится к реальному телу, как карта местности к самой местности. Что же такое человек, изображаемый в атласах по физиологии, как не находка для юмористов или персонаж из фильма ужасов. По сути, поставленный на ноги труп. Шеллинг
[86] в короткой гениальной формуле демонстрирует, как следует понимать тело: «Совершенно верно, что тело
действует лишь там, где оно
есть, но столь же верно и то, что оно
есть лишь там, где оно
действует.» Нелепо, поэтому, предполагать, что анатомическое расположение, скажем, печени в организме, её физическая зафиксированность и есть
вся и
сама печень. Печень – это не просто сегментированный кусок
«мяса» в брюшной полости под диафрагмой, а
деятельность печени, охватывающая весь организм; ограничивать её только анатомически и не находить её там, где она
живёт и
действует, и значит именно переносить на живое тело представления, полученные при вскрытии трупа. Вся трудность заключается, прежде всего, в том, что оба процесса – биогенез и психогенез – протекают
во времени в режиме до и после: сначала один, потом другой. Мир (= Творец) создаёт себя как ТЕЛО и, уже по завершении, совершении тела, – как ДУШУ. Но если в науках о биогенезе частное подводится под общее (родовое) и определяется общим, то в науках о психогенезе это должно происходить как раз наоборот: частное и индивидуальное определяют здесь общее, которое существует лишь постольку, поскольку оно определяется частным и индивидуальным. Тут положен предел и конец нашей школьной аристотелевской логике, чего она никак не желает понять и признать, выставляя всё так, будто её конец был бы концом логики вообще. Она продолжает всё ещё и на двадцать третьем уровне подводить частное и индивидуальное, которым единственно и определяется мера человеческого, под общее. Оттого науки о человеческом (от медицины до социологии) представляют собой не что иное, как
