Трепещет грудь в пленительном жару,
Кровь на губах, измученных защитой,
Последний дар, еще ладонью скрытый —
Все станет прах, и вновь пойдет в игру.
Ужель, душа, ты тянешься к покою,
Ко сну, который ни волной морскою,
Ни золотом обманно не цветет?
В пар обратясь, возобновишь ли пенье?
Нет! Все течет! Святое нетерпенье
Иссякло, — бытие полно пустот.
Скелет-бессмертье, черный с позолотой,
Ты манишь в смерть с отеческой заботой,
Ты лавры на чело не зря снискал —
Благочестива хитрость, ложь прелестна!
Но истина конечная известна —
Смеющегося черепа оскал.
Вы, пращуры, вы ныне персть земная,
Что спит, стопы идущих препиная,
Под них главы пустые подложив, —
Червь подлинный вам угрожать не может,
Он ничего под плитами не гложет,
Он лишь во мне, он только жизнью жив!
Любовью ли, иным огнем сугубым
Снедаем он, разящий тайным зубом —
Как ни зови его, итог един:
Он видит, алчет, мыслит, — год за годом
Он числит плоть мою своим феодом,
Он ведает — кто раб, кто господин.
Зенон Элейский, о Зенон жестокий!
Меня ли ты в назначенные сроки
Стрелою нелетящей поразил?
Рожденный звуком, я простерт во прахе.
Ах! солнце… Жуткой тенью черепахи
Душе недвижный кажется Ахилл.
Нет, нет! Воспрять — и выжить в эрах новых!
Довольно, плоть, тебе дремать в оковах!
Вливайтесь прямо в грудь мою, ветра!
Мне душу и верни, и распечатай,
О море!.. О прибой солоноватый,
С тобою слиться мне пришла пора!
Да! Ты, о море, — бред, лишенный меры,
Хитон дырявый на спине пантеры,
Весь в идолах солнцеподобных звезд, —
Мятеж, молчаньем налитой до края,
Сверхгидра, что пьянеет, пожирая
Свой собственный, свой ярко-синий хвост.
Крепчает ветер!.. Значит — жить сначала!
Страницы книги плещут одичало,
Дробится вал средь каменных бугров, —
Листы, летите! Воздух, стань просторней!
Раздернись, влага! Весело раздерни
Спокойный кров — кормушку кливеров!
