Это так происходило в цивилизованных странах. А у нас же все поехало, как всегда, вспять со скандалами, разборками и обвинениями. После конструктивизма мы, вопреки всякой логике, опять попятились назад к классицизму, к сталинскому ампиру. Стоят гигантские колоннады, как, например, в Лангбардовском здании обкома, никому не нужные, нелогичные и ничего не представляющие из себя кроме помпезности. И если за рубежом появление новых стилей проходило спокойно, то у нас все это сопровождалось дикими скандалами, гонениями и преследованиями. Ему пришлось пережить несколько таких периодов. Сначала с криками «ура!» изгоняли классику и модерн и устанавливали конструктивизм. Все активно боролись с буржуйскими стилями в архитектуре, классику рассматривали как буржуазное влияние, а модерн как упадничество. Конструктивизм и функционализм – вот архитектура нового поколения. Потом нещадно били за конструктивизм, обвинив всех его бывших последователей в подражании западным течениям и вознося до небес классику. На Корбюзье писали гнусные фельетоны и рисовали карикатуры. «Советская культура» напечатала пасквиль о нем, что его интересуют в жилом доме только вопросы связанные с выносом покойника. Впоследствии, кстати говоря, это положение о выносе гроба вошло в советские нормы. Потом били за конструктивизм повторно, обзывая всех передовых архитекторов космополитами. Сейчас бьют всех архитекторов приверженцев классики за излишества.
Так что правы были авторы Крещатика, избравшие этот стиль и ссылавшиеся на традиции, хотя особых традиций такого типа не было. Его не пригласили принять участие в проектировании центра. Ему, конечно, было немного обидно. Но никого из старшего поколения архитекторов не пригласили, ни Алешина, ни Холостенко, ни Вербицкого, ни Каракиса, ни даже Заболотного. Один только Таций из старшего поколения занимался центром, и то во время конкурса. А после победы Власова на этом конкурсе сформировалась новая бригада из более молодых архитекторов: Добровольского, Малиновского, Приймака, Елизарова, Заварова. Это были, безусловно, сильные архитекторы. Он немного жалел о проекте академика Гольца, так понравившемся ему на конкурсе. Он говорил ему об этом. Георгий Павлович был очень растроган и после конкурса подарил ему одну из перспектив. Гольц блестяще рисовал, был отличным театральным художником и, естественно, конкурсные планшеты были поданы великолепно. Но Георгий Павлович построил всю свою архитектуру на глубоком знании Возрождения. Чего стоила одна только башня на площади Калинина в традициях палаццо Веккио. А большинство сильных мира сего хотели увидеть что-то новое. И это новое почувствовалось в проекте Власова. К
