Нацелившись сочинить гневную статью о «долгострое», Миша Максаков попал на заброшенную строительную площадку на самой окраине города. Походил по обширному пустырю, где в беспорядке громоздились железобетонные балки, металлоконструкции, кучи битого кирпича и застывшего цементного раствора, попинал носком сапога поросший травой фундамент, щетинившийся неровно вколоченными сваями, продрог (подступающая осень порой давала о себе знать зябкой предвечерней мглой и порывами колючего ветра) и совсем уже было собрался уходить, как вдруг заметил кое-что необычное.
На дальнем конце площадки, у жиденького леска, чудом уцелевшего после нашествия покорителей природы, покоился солидный отрезок трубы, составленной из бетонных колец, плотно скрепленных смолой и цементом. Задний торец трубы упирался в вертикально торчащую панель, а передний был аккуратно заделан струганными, окрашенными в темно-коричневый цвет досками. Посередине виднелась самая настоящая дверь, а наверху с правой стороны выходила изогнутая коленом печная труба, из которой курился легкий синеватый дымок. Все это сооружение сильно смахивало на гигантскую цилиндрическую бочку.
Сработало профессиональное любопытство, и Миша осторожно приблизился к «бочке». Постучался. Внутри что-то звякнуло, грохнуло – и дверь отворилась. В проеме возник невысокий, худощавый мужичок в темно-синем тренировочном костюме с широкими желтыми лампасами. Точно такой же встретил бы вас на пороге большинства нормальных квартир в стандартных многоэтажках нашего города. Разве что лампасы оказались бы другого цвета.
Мужичок был уже в возрасте, лысоват, под морщинистым лбом и жиденькими седыми бровями живо поблескивали небольшие светло-карие глазки.
– Извините, – привычно преодолевая неловкость, заговорил Миша. – Я журналист, случайно забрел в эти края, увидел вашу… ваше сооружение и заинтересовался…
Мужичок настороженно смерил Мишу взглядом, потом улыбнулся и отступил в сторону.
– Что ж, милости просим. Проходите, гостем будете.
Миша шагнул вперед – и застыл. В достаточно еще ярком свете, падающем из обширного пролома в боковине трубы, любовно заделанного несколькими слоями какого-то прозрачного пластика, перед ним открылась низковатая, но вполне приличная, не без уюта обустроенная комната. Дощатый пол прятался под бордовым паласом, выгнутые стены, незаметно переходящие в потолок, веселили глаз узорчатыми обоями. У задней плоской стены, прикрытой китайским гобеленом с изображением цветов и драконов, раскинулся широкий диван, исполнявший, как видно, роль кровати, слева от входа располагался узкий, длинный самодельный стол, справа – шкафчик и этажерка с книгами, а впритык к дверям – печка-«буржуйка» с двумя конфорками. На конфорках мостились чайники: на одной – большой эмалированный, видимо, с кипятком, на другой – заварной фаянсовый, до половины прикрытый чистой салфеткой.
