– Ну, как? – поинтересовался Сергей Иванович. – Это, между прочим, мозаика. Сложнейшая, я тебе скажу, работенка! Один заезжий товарищ по нашему заказу сотворил… Лицо, кстати говоря, грузинской национальности.
– Лицо-то грузинской, а руки какой? – ни к селу ни к городу проговорил ошарашенный Миша.
– Чего-чего? – не понял Сергей Иванович. И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Но это – только часть комплексного воздействия. Держись теперь покрепче!
Подталкивая Мишу в спину, хозяин прошел по обочине и остановился на полпути к портрету. Повернулся лицом к полю, приподнялся на цыпочки, как ротный командир на строевом смотре, поднатужился да ка-ак гаркнет:
– Слушай мою команду!.. Поле-е… Смирррно! Равнение на… право!
И колосья внезапно ожили! Стебли дрогнули, напряглись, потянулись – и вот уже выстроились рядами, как на подбор, обратив головки-колоски в сторону портрета…
У Миши от неожиданности защипало в носу, закололо под ложечкой. В ладонях появился зуд, его потянуло схватить лопату и что-нибудь копать – то ли могилу для врагов народа, то ли котлован под фундамент коммунистического общества. А тут еще сверху обрушилась полузабытая бодрящая мелодия: «Я другой такой страны не зна-аю-у, где так во-ольно дышит челове-ек…» Плечи у Миши расправились, мышцы напряглись, ноги сами вдруг задвигались в ритме музыки, а глаза выкатились и преданно уперлись в бетонную стену, в добрые морщинки в уголках глаз, в ласковую усмешку под усами. Миша явственно ощутил, что готов сейчас на все: на труд, на бой и на подвиг!..
– Вольно! – срываясь на взвизг, выкрикнул хозяин. – Долго нельзя, – вытирая со лба крупные капли пота, пояснил он. – Сильно забирает… Агроном-то наш, Кузьма Петрович, когда все это соорудил, глянул на такое великолепие – и тут же отмучился. Сердце не выдержало…
Музыка умолкла. Колоски покачались и снова поникли, обессиленно прильнув к ухоженной почве. У Миши в груди будто пружинка сломалась – руки обвисли, плечи придавило всей силой земного тяготения. Хозяин обхватил его за талию и бережно, точно подгулявшего родича, повел к выходу.
– Потерпи, сейчас выйдем, на свежем воздухе быстро оклемаешься… – возбужденно шептал он. – Но ты понял, какая силища? Поверишь – самые матерые, из центра, и те ломаются. Кто плачет, кто песни петь начинает. Вроде этой: «Сталин – наша слава боевая, Сталин – нашей юности полет! С песнями, борясь и побеждая, наш народ за Сталиным идет…» – последние слова Сергей Иванович натурально пропел, и даже с большим воодушевлением. – А один бывший кандидат в члены ЦК, помню, на колени встал, молиться начал… Ей-богу! Стоит, как перед иконой, глаза закрытые, только губы шевелятся…
